900 дней в тылу врага
Шрифт:
— Денек-то какой, благодать, — жмурясь, сказал он. — Сейчас у нас крестьяне хлеб сеют…
Было ясно, на что намекал Дмитрий.
— Вот что, — сказал я ему. — Будем воевать до апреля, а там перейдем фронт и попросимся в Польшу.
Веренич крепко обнял меня за плечи.
После гривинского боя ребята хорошо отдохнули и опять просились на боевую операцию.
Стояли тихие солнечные дни. Белоносые грачи собирались вить гнезда, недавно появившиеся скворцы заводили замысловатые трели.
К первому апреля почти весь снег стаял. Ненужные повозки мы роздали крестьянам
Отряд был готов к походу, но Горячев, сутками пропадавший со своей разведкой, не находил нам подходящего дела.
— Всюду большие, сильно укрепленные гарнизоны, — докладывал он.
Случай представился неожиданно. Как-то утром в деревню верхом на лошади прискакал двенадцатилетний паренек.
— Немцы пришли! Каратели! — кричал он.
Парнишка прискакал из деревни Кожино, которая находилась от нас в пяти километрах. По его словам, немцев там было около сотни. Пареньку было невтерпеж, и он изо всех сил торопил партизан. Он даже отругал Толю Нефедова за то, что тот медленно вставлял ленту в пулемет.
Через пять минут отряд был в сборе. Человек сорок наших кавалеристов помчались к Кожину.
Немцев на месте не оказалось. Они ограбили десяток дворов, постреляли кур и ушли. Мы настигли их на перепутье между деревнями. Гитлеровцы как раз переправлялись по ветхому мосту через разлившуюся речку. Часть уже успела переправиться, несколько человек с кольями в руках гуськом переходили по выступавшему из воды бревну, а большинство карателей, ожидая свою очередь, топталось на нашем берегу. Мы быстро спешились и под прикрытием кустарника побежали к речке.
Нам не приходилось еще видеть такой паники, какая поднялась на переправе. При первых же выстрелах, кто не успел переправиться через речку, бросился в воду. Фашисты в смертельном страхе бултыхались, кричали, цепляясь друг за друга. Многие тонули, увлекая за собой на дно товарищей. Вниз по течению плыли брошенные грабителями корзинки с курами, ранцы и всякая утварь.
С противоположного берега фашистский пулеметчик попробовал прикрыть своих, но тут же замолчал, сраженный метким огнем Веренича. Переправившиеся через речку немцы не приняли боя и бросились наутек. Захватчики потеряли не менее сорока человек.
…Не прошло и двух дней, как разведчики сообщили нам новую весть. В селе Прокопово остановилась немецкая воинская часть. Гитлеровцы только что вернулись с фронта на отдых. По рассказам жителей, они держались нагло и самонадеянно.
Сообщение разведчиков подтвердили две девушки из Михайловского Погоста — Тася и Вера. Тася рассказала, что фашисты выгнали жителей из изб в бани, а сами сутки напролет пьют и гуляют.
— Я знаю, где у них штаб, — сказала Тася.
Мы изучили по карте подступы к гарнизону, наметили план нападения. Гарнизон находился далеко, и нам пришлось взять только кавалеристов. Силы были неравны. Врагов — триста, а нас только тридцать девять. Троих из них нужно было оставить для охраны лошадей, четверых — для прикрытия
…Весенняя ночь темна, хоть глаз выколи. Лошади чутьем находят раскисшую дорогу. Когда на пути встречаются деревни, мы сворачиваем в сторону и обходим их по топким полям.
Время перевалило за полночь. Впереди послышалось шлепанье копыт, и перед нами вырос всадник.
— Приехали, — тихо доложил разведчик.
Мы прибыли к месту, где нужно было оставить лошадей. Я объявил о предстоящем налете и в ответ услышал возгласы одобрения.
— Дадим концерт фрицам.
— Ничего, что фашистов в десять раз больше, зато на нашей стороне темная партизанская ночь!
До гарнизона — не больше километра. Слева видны очертания деревенских изб. Соколов, Орлов и Ворыхалов отправились снимать часовых. Мы сидели и тихонько переговаривались.
Когда бойцы возвращаются, мы рассыпаемся в цепь и быстро идем по огородам к избам. Каждые двое партизан приближаются к «своему» дому. Гранаты и оружие наготове. Я иду с Вереничем, Поповцевым и Тасей. Улица пуста. Все кругом спит.
— Вот он! — указывает на штаб Тася.
В окне мелькнул, потух и опять зажегся бледный огонек. Мы прислушались — никаких звуков.
Первым с бесшумной винтовкой идет Поповцев. Он осторожно обходит дом и машет нам рукой.
— Давайте.
Останавливаемся у освещенного окна. На стенах висят офицерские френчи, шинели, бинокли, оружие. На полу — шестеро гитлеровцев. Седьмой перебирает на кровати белье.
— Господин офицер клопов гоняет, — шепчет Веренич.
Нами овладевает озорное настроение, хочется крикнуть в окно что-нибудь дерзкое.
В это время из-за угла вышел громадный верзила в каске, с винтовкой на плече. Он вплотную подошел к Вереничу.
— Бей! — крикнул я.
Веренич резанул из автомата. Фашист упал. В окна штаба полетели гранаты. Зазвенели разбитые стекла. Мы залегли. Полыхнуло пламя. Взрывы партизанских гранат загрохотали по деревне.
Расправившись со штабом, мы пошли по улице. Навстречу нам — Беценко и Толя Нефедов.
— Как дела?
— Гарно зробыли. Хлопцы вже тикают, як условлено, — сказал Беценко.
На другом краю деревни взвилась ракета, послышались крики.
— Глядите, повозки стоят, — сказал Поповцев.
Мы увидели штук тридцать фургонов и несколько автомашин.
— Сожжем, — предложил Веренич.
Быстро вынули зажигалки. Вспыхнула солома, заклубился дымок. Едва я взобрался в один из фургонов посмотреть, что там лежит, как услышал крик Веренича.
— Немцы!
На нас двигалась группа гитлеровцев. Не мешкая, Веренич и Поповцев швырнули в их сторону гранаты и, отстреливаясь, стали отходить. Услышав крик Веренича, я спрыгнул с повозки, но в темноте попал ногой между тягой и оглоблей и упал. Когда поднялся, ребят уже не было.