988
Шрифт:
– Это вряд ли. Она ведь не знала ее, откуда тоске взяться?
– Да, тут ты прав… Тогда не знаю, что и думать. Могу только посоветовать дождаться, пока все само разъяснится.
– Меня беспокоит, что она ни с кем не общается. Если бы кто-то у нее появился, я бы первым об этом узнал – до того дошел, что начал за родной дочкой следить, представляешь?
– И что, выследил кого-нибудь?
– Нет, – хмуро ответил кузнец. – Может, она влюбилась в женатого?
– Что ты! – воскликнул Марсель, но тут же опять понизил голос до шепота. – Я Марусю знаю, она девушка честная, никогда бы не стала связываться с чужим мужиком.
– Вот
– Я?! – Марсель не ожидал такого поворота и поэтому смутился. – Не знаю… Я все больше с бабами привык, знаешь. А с молодыми девками так и не научился общаться, не разумею я их. Да и кто лучше родного отца своего ребенка поймет? Нет, друг, не обижайся на меня, но я в этом деле тебе не помощник. Боюсь наломать дров – ты потом и сам мне благодарен не будешь.
– Эх, – погрустнел Степан. – Что ж мне делать с ней?
– А ты оставь, как есть, – предложил историк. – Может, перебесится. А там и любимый появится.
– Твои бы слова – да Макоши в уши, – кузнец улыбнулся светлым мыслям и похлопал собеседника по плечу. – Ну, бывай. Спасибо тебе за то, что выслушал. Поговорил с тобой – и сразу как-то легче стало. Может быть, я действительно сам себе напридумывал всякого.
– Вот и ладно, – Марсель улыбнулся и, помахав мужику рукой на прощание, вышел за калитку.
Кузнец некоторое время смотрел ему вслед, а потом, вздохнув с видом человека, с плеч которого свалился большой груз, направился к кузнице, которая находилась тут же. Если бы он обернулся, то увидел бы, что дверь в избу была слегка приоткрыта – в небольшую щелку все это время за ними следили внимательные глаза Маруси. Девушка никогда не любила подслушивать чужие разговоры, но в этот раз ничего не смогла с собой поделать. Отец был прав, она действительно влюбилась, причем это чувство, как ей казалось, было безответным. Прежде она старалась как можно чаще попадаться на глаза Баламошке, но тот почему-то упорно не замечал ее. Или делал вид, что не замечает. В конце концов, Маруся поняла, что не нужна любимому. Рассматривая свое отражение в пруду, она гадала, что же в ней не так. Разве не красивая? Вроде бы нет, все при ней. Глупая? Если бы у нее была возможность доказать, что это не так… Но она ведь не могла просто подойти к нему, чтобы поболтать. Что люди подумают? Промаявшись почти год, она потеряла всякий интерес к играм, перестала общаться с подругами, превратилась в настоящую затворницу. И ведь отца можно понять – он хоть и делает вид, что не хочет давить на нее, все же не может скрыть своего беспокойства. Это и понятно, ей уже шестнадцать, все ее сверстницы давно семьями обзавелись, некоторые даже успели родить. А она, к которой столько раз сватались парни со всех окрестных деревень, до сих пор в девках ходит. Что ж, вздохнула Маруся, значит, доля у нее такая. А не станет Баламошка на нее и впредь внимание обращать – так уйдет в капище, Сварогу невестой станет. Там ее уж точно никто не заставит от нелюбимого детей рожать.
Вытерев рукавом мокрые от слез глаза, девушка отошла от двери и, постояв в нерешительности некоторое время, села на лавку возле окна, где у
Тем временем Марсель уже подошел к избе старосты и теперь с неодобрением наблюдал за кипучей деятельностью, которую Михайло развел во дворе. Всюду суетились мужики, которые выдергивали сорняки, чинили лавки и занимались, по мнению ученого, бесполезным украшательством. Хорошо, что они еще не додумались дорогого гостя с транспарантами встречать, усмехнулся историк, но тут же икнул от неожиданности – на воротах, которые прежде украшал трезубец, символизировавший строение мира, теперь красовался православный крест с дополнительными перекладинами в верхней и нижней частях.
– Ты что это тут учудил? – заметив хозяина дома, Марсель подошел к нему и кивнул в сторону ворот. – Зачем?
– А, Баламошка! – обрадовался Михайло. – Хорошо, что ты пришел. А мы здесь порядок наводим. Не нравится?
– Порядок – это ладно. Крест-то зачем? Или ты вдруг христианином сделался?
– Нет, конечно, – хитро прищурился староста. – Но никто ведь не знает, кто таков этот Кирилл, так что можно и приятно сделать человеку, верно?
– А заодно и себя не обделить, м?
– Не без этого, – потер руки Михайло. – А крест – это так, только на время. Вот уйдет наш грек в Киев, мы снова приведем все в должный вид.
Ученый и не думал осуждать предусмотрительного мужика – ему нужно было, в первую очередь, думать о селище, а не о собственной гордыне. Так что его действия были вполне обоснованными, тем более что остальные, вроде бы, не возражали.
– А что, ты уже пришел посланника встречать? – удивился Михайло. – Не рановато?
– Думаю, в самый раз, – отозвался Марсель. – Я бы на твоем месте тоже поторопился. Некрасиво будет, если Кирилл приедет прежде времени и застанет всю эту возню. Подумает, что мы только ради него порядок наводим, а сами живем в грязи.
– Это ты правильно говоришь, – засуетился староста. – Всё, мужики! Расходитесь! Благодарность всем, не забуду.
Работники тут же бросили заниматься своими делами и, не споря, потянулись к выходу. Как только вышел последний из них, хозяин оглядел результаты их деятельности и с довольным видом подмигнул Марселю:
– Может быть, почаще гостей таких приглашать? А что? Мне нравится.
Рассмеявшись такой незатейливой хитрости, историк, тем не менее, покачал головой:
– Не стоит. Тебя быстро выведут на чистую воду.
– А жаль…
– Согласен. А куда Курьян запропастился? Он вроде бы хотел участвовать во всем этом. Или передумал?
– Какое там! – махнул рукой Михайло. – Я его за медовухой послал. Она у него, сам знаешь, самая забористая на всю округу. Другой такой днем с огнем не сыщешь.
– Это правда, – курьяновский напиток, действительно, ни в какое сравнение не шел с той медовухой, что готовили в доме старосты. Мужики не раз пытались выведать у него секрет, но тот лишь отшучивался. – А вот и он, легок на помине.