999-й штрафбат. Смертники восточного фронта
Шрифт:
— Кроненберг, но ведь и мы тоже умеем бить без промаха, как вы думаете?
Его собеседник удивленно посмотрел на Хансена.
— Да–да, конечно, — согласился он. — На то и война. Мы должны уничтожить большевизм, а большевики стремятся уничтожить национал–социализм, и те и другие считают, что правы…
— А кто, по–вашему, прав?
Сплюнув, Кроненберг решительно заявил:
— Мы, конечно, герр младший военврач, кто же еще?
В этот момент через наваленные грудой рельсы перебрался штабсарцт доктор Берген и зашагал к санитарному поезду. Доктор Хансен,
— Что–нибудь удалось, герр штабсарцт?
Тот в ответ мрачно кивнул:
— Я убедился, что здесь у нас образцово действующее, почти как в мирное время, управление. То есть я имею в виду, что никто ни за что не отвечает. Толпа офицеров, прорва кабинетов…
Доктор Берген устало махнул рукой:
— Гауптман Барт обещал к ночи дать грузовики.
Доктор Хансен опустил на уши клапаны пилотки.
— Какой все–таки резкий ветер, — сказал он.
— Если все будет нормально, послезавтра в Борздовке будем в полной готовности.
Грузовики пришлось ждать до сумерек. Когда бесцветное небо сначала посерело, а потом потемнело, к поезду, надсадно кряхтя, стали подбираться два грузовика. Преодолев пути, они остановились у санитарного поезда. К доктору Бергену с докладом подошел какой–то обер–фельдфебель. Штабсарцт критически оглядел два трофейных грузовика:
— Ехать на этих развалюхах?
— А почему бы и нет? На них чего только не приходилось возить! — стал оправдываться обер–фельдфебель.
Кроненберг отвел его в сторону:
— Он впервые в России. Так что придержи язык и делай, что считаешь нужным. Когда приедем, он еще будет удивляться, как хорошо мы доехали до Борздовки.
— Если только дадут доехать.
— Партизаны?
— Именно. Под Горками черт знает что творится!
Обер–фельдфебель жестом велел водителю грузовика подъехать к грузовой платформе, где стояли коробки с перевязочным материалом, хирургическими инструментами и койки–раскладушки.
— Сколько вы пробудете в этой Борздовке?
— До окончательной победы над врагом, — ухмыльнулся Кроненберг.
В Борздовке их ожидал помощник санитара Эрнст Дойчман и несколько человек из 2–й роты. Снег на дороге через полуразрушенное село был убран, линии связи проложены. Убрали и большой сарай, и просторную крестьянскую хату, отведенные под госпиталь. Когда их небольшая колонна въезжала в деревню, у первой хаты в лучах фар мелькнула фигура — приземистый, широкоплечий и кривоногий русский. Он, оскалившись в радостной улыбке, замахал руками и побежал впереди грузовиков, показывая дорогу к месту, где их дожидались Дойчман и остальные. Эрнст Дойчман загодя развесил в сарае и хате несколько фонарей, работавших на аккумуляторах. Продрогший до костей Кроненберг, выбравшись из кабины, несколько раз присел, чтобы хоть как–то разогреть ноги.
— Добрый вечер! — с сильнейшим акцентом приветствовал его русский.
Кроненберг кивнул в ответ.
— Эй ты, пес хромоногий, подойди–ка сюда! Ты не из вспомогательного отряда?
— Да.
— Тогда отправляйся вон туда к герру штабсарцту и помоги разгрузить машины. Понятно?
—
— Катись отсюда!
Петр Тартюхин с улыбкой затопал валенками к сараю, возле которого доктор Берген руководил разгрузкой.
Эрнст Дойчман и Кроненберг, обменявшись улыбками, похлопали друг друга по плечу. Дойчман не брился вот уже несколько дней, его задубевшее от холода лицо раскраснелось.
— В обморок больше не падаешь? — с ноткой озабоченности спросил Кроненберг, доставая из кармана тулупчика непременную бутылочку шнапса.
— Нет. Похоже, воздух России пошел мне на пользу.
— Все зависит от того, как переносишь витамин «СВ», — усмехнулся Кроненберг.
— Какой–какой витамин? — не понял Дойчман.
— Витамин «СВ» — витамин «свинец». Его в местном воздухе хоть отбавляй.
Оба, расхохотавшись, по очереди отхлебнули из бутылочки.
— А как там этот недоносок Крюль?
— Наружу не вылезает. Все ждут не дождутся, когда он наделает в штаны.
— А остальные? Бартлитц, Шванеке, Видек?
— Бартлитц заделался поваром. И преотличным. А остальные… Знаешь, они лучше других выдерживают эту каторгу — я имею в виду рытье траншей.
— А Обермайер?
— Отличный парень! — воскликнул Дойчман. — Всегда с нами, пока мы роемся в земле. Всегда при нем шнапс, всегда нальет нам, хоть это и запрещено. Даже думать не хочется, если с ним что–нибудь случится…
В темноте раздался зычный голос доктора Бергена, требовавшего к себе Кроненберга. Санитар, ткнув большим пальцем назад, откуда раздался рык, иронично усмехнулся и поспешил сделать глоток шнапса.
— Слышишь? Стоит мне только на пару минут отойти, как старик становится беспомощным, как грудной младенец!
Доктор Берген стоял у ящика, который уронил Тартюхин.
— Ух, тяжело! — отдуваясь, произнес русский, растерянно пожав плечами.
Узкими, как у монгола, глазами он разглядывал выпавшие из разбитого ящика на снег индивидуальные пакеты. Бинты, упаковки ваты… чего только здесь не было! Как бы пригодилось все это в лесу под Горками! Там, чтобы перевязать рану, приходилось разрывать собственную рубаху. Кроненберг, придя, тут же изгнал прочь Тартюхина.
— Убирайся отсюда к чертям, без тебя обойдутся! — рявкнул он на русского. — Давайте тащите остальные ящики в хату, а соломенные тюфяки и койки — в сарай. А с грузом, что на втором грузовике, поосторожнее — там стекло!
В свете фонарей разгрузка продолжалась. В хате спешно оборудовали временную операционную. Доктор Хансен лично установил раскладной операционный стол, помог собрать шкафчик для инструментов, в общем, подготовил помещение для проведения несложных хирургических операций. Поднявшись на стремянку, кто–то уже прилаживал у потолка большую лампу для освещения операционного стола. Оба окна завесили светонепроницаемыми шторами — яркий свет неизбежно привлек бы внимание русских ночных бомбардировщиков: легких бипланов, прозванных «швейными машинками». Со стороны дороги на Горки доносился гул. Кроненберг, стоявший у входа в сарай вместе с Дойчманом и Тартюхиным, поспешно спрятал сигарету.