999-й штрафбат. Смертники восточного фронта
Шрифт:
Вот только Крюль впал в задумчивость. Надо сказать, что батальон не скорбел по героически павшему от злодейской пули русского снайпера, нет. Напротив, подразделение вздохнуло с облегчением, в особенности его тыловые службы, к которым покойный Беферн так трепетно относился. И Крюль, понимая, какую ненависть этот обер–лейтенант вызывал решительно среди всех солдат, да и не только солдат 999–го штрафбата, невольно задумался и о своей участи. И хотя после знаменательного эпизода в траншее и выхода из–под обстрела русских отношение солдат к нему изменилось в лучшую сторону,
Дня рядового же Шванеке история не закончилась скромными похоронами обер–лейтенанта на солдатском погосте за хатами Бабиничей.
Первым, кто стал расспрашивать его о деталях, причем еще на похоронах, был унтер–офицер Хефе.
— Его снайпер снял! — кашляя, объяснял Шванеке.
Будучи непревзойденным актером, Шванеке следил, чтобы голос его звучал как можно правдоподобнее.
— Где это произошло?
— Там, где я был на посту, у самого леса.
— Ах так… — протянул Хефе, искоса поглядев на Шванеке. — Впрочем, туда и дорога этой скотине. А кто еще был при этом?
— Никого. Я да он.
— Выходит, ты — единственный свидетель?
— Выходит.
— И ты не помешал этому идиоту, когда тот высунул башку из окопа?
— Разве можно указывать офицеру?
— Ты хоть его предупредил?
— Ну конечно.
Разговор с Обермайером оказался посложнее. Этот долго и нудно выспрашивал обо всех подробностях.
— Сколько времени пробыл обер–лейтенант Беферн у вас на посту?
Шванеке задумчиво уставился в потолок:
— Да минут, наверное, с пять, не больше.
— И что вам говорил обер–лейтенант Беферн?
— Ну, когда увидел меня, он сказал: «Ты — свинья тупая!»
Обер–лейтенант внимательно посмотрел на руки стоявшего перед ним Шванеке. И хотя он не испытывал ни малейшей жалости по поводу героической гибели ненавистного адъютанта батальона, этот инцидент показался ему подозрительным. И его долг офицера — да и не только офицера — состоял в том, чтобы всесторонне изучить обстоятельства гибели Беферна. С другой стороны, Обермайер готов был верить в то, что это была трагическая случайность, и на этом закрыть дело. Но ни одного свидетеля у Шванеке не было, кроме его самого, разумеется, размышлял Обермайер, так что этот Шванеке вполне мог и насочинять. В таком случае последствия могли бы быть чудовищными. Все было слишком запутанно, чтобы провести мало–мальски объективное расследование, и все же… И все же, в лице Шванеке мы имеем дело не просто с каким–то там солдатиком, а с уголовным преступником, стоит только взглянуть ему в глаза, и ты сразу понимаешь, что такой человек способен на что угодно, вплоть до преднамеренного убийства.
— Как это случилось?
— Ну говорю вам: прошу прощения, герр обер–лейтенант, там залегли стрелки–сибиряки, а он мне: «Вы что же, перепугались, болван вы этакий!» Я ему: «Но они бьют без промаха!» А он мне: «Ерунда!», а сам возьми да высунись, и тут бац, и он падает. Вот так все и было. Герр обер–лейтенант,
Обермайер махнул рукой:
— Ладно–ладно, можете идти. Доложите обер–фельдфебелю Крюлю.
Вздохнув с облегчением, Шванеке отбыл, оставив Обермайера наедине со своими мыслями. Шванеке забрел в канцелярию, увидев там пару знакомых лиц, поздоровался. После этого отправился на доклад к Крюлю. Шванеке считал, что все позади — кто что может сейчас доказать? Обер–лейтенант грозился передать дело в трибунал, да вот не успел — погиб геройской смертью. К стенке меня поставить хотел, со злостью подумал Шванеке, но сам отправился на тот свет от пули в лоб. Вот тебе и трибунал… Дьявол тебя забрал к себе поближе, продолжал рассуждать про себя Шванеке, предупреждал я тебя — со мной такие дела не проходят, с кем угодно, но не со мной!..
Когда Шванеке без стука вошел, обер–фельдфебель Крюль удивленно поднял голову. Откинувшись на стуле, он скрестил руки на груди и покачал головой:
— Ну разумеется, кто же еще так мог впереться. Только невоспитанный хам, чуть ли не половой преступник и бандит!
— «Чуть ли не» спокойно можете опустить, — ухмыльнулся Шванеке.
— А как насчет «убийцы»? Если бы я сказал «чуть ли не убийца»?
Шванеке злобно прищурился, лицо его перекосилось. Нахлынувшая жаркой волной злоба едва не поглотила рассудок, который всегда оставался начеку.
— И до вас тоже очередь дойдет! — прошипел он.
Крюль даже вскочил.
— Что значит — «тоже»? — взвизгнул он.
— «Тоже» означает, что и вы, как любой из нас, не заговорен ни от чего.
К Шванеке вернулась его всегдашняя осмотрительность.
— Знаешь — это можно по–разному понимать. Не считай меня круглым дураком! — хрипло произнес в ответ Крюль.
Он поймал себя на мысли, что боится этого коренастого здоровяка, стоявшего перед ним безо всякой боязни, не говоря об учтивости, и вперившего в него свой рыбий взор.
— Можно, — невозмутимо согласился Шванеке.
Крюль почувствовал, как похолодела спина, и его затрясло — первый признак того, что необходимо было срочно излить накопившуюся злобу на кого–нибудь.
— Вот что я тебе скажу, малыш… И ты можешь быть уверен, что я с тобой шутить не намерен.
Крюль ритмично мотал толстой головой из стороны в сторону, как всегда, когда он обдумывал или вещал что–то важное.
— Так вот, заруби себе на носу, малыш: в тот день, когда тебе отсекут башку, я надену парадную форму и вдрызг налижусь!
Шванеке в ответ молчал. Но выходя из каморки Крюля, не мог отказать себе в удовольствии смачно харкнуть в угол.
Час спустя в хату, превращенную Обермайером в «командный пункт», явился штабсарцт доктор Берген.
— Ну, теперь на неделю, а то и больше мы обеспечены перевязочным материалом и всем необходимым, — устало поделился он. — Ваш Дойчман блестяще со всем справился. Через неделю надо будет еще раз послать его в Оршу… На склады должна прибыть очередная партия материалов. Похоже, что–то затевается…