999-й штрафбат. Смертники восточного фронта
Шрифт:
— Все? — нетерпеливо осведомился обер–фельдфебель.
— Нет–нет, нужно еще промыть и перевязать рану.
— Здесь? А может, уместнее будет заняться этим в тылу?
— Иногда приходится заниматься этим и здесь. Я как–никак врач, кое–чему учился.
— Вы… будете под наркозом все это делать?
— Ну сами посудите — какой тут наркоз? В вашем случае обойдемся и без него. Вы ведь хорошо переносите боль?
— Ну а потом?
— Потом посмотрим, что скажет герр обер–лейтенант.
— Когда вы отправите меня
— Думаю, нет необходимости торопиться. Туда отправляют только тяжелораненых, вы еще сами советовали…
— Да, но у меня случай тоже серьезный… Рана большая. Чем черт не шутит — может и газовая гангрена начаться… И потом, шрам ведь большой останется.
— Ну вы же не танцовщица в кабаре, герр обер–фельдфебель! Вам–то что от этого шрама?
Перевязка обернулась муками, ничуть не меньшими, чем укол. И Крюль, стиснув зубы, терпел, пообещав себе при первой возможности отомстить этому костоправу Дойчману.
Только поздним вечером его доставили в Борздовку. Поглазеть на отбытие в госпиталь обер–фельдфебеля Крюля высыпали все свободные от службы. Подъехали сани, и Крюль, с перекошенной физиономией, кое–как взобрался на сиденье и в весьма неудобной позе уселся. Когда сани отъехали, все в голос запели шуточную песенку. Обер–фельдфебель поплотнее закутался в тулуп. Его переполняла злоба и внезапное осознание того, что он в этом подразделении, по сути, совершенно один, что у него нет друзей среди сослуживцев. Вот, думал он, стоят и смотрят, и наверняка каждый в душе жалеет, что мне ноги не оторвало…
Около одиннадцати часов вечера доктор Кукиль вновь подъехал к вилле Дойчманов в Далеме. Он еще несколько раз звонил Юлии, но, так и не дозвонившись, решил приехать. Не мог он больше выносить этой неопределенности. У него в голове вертелись фразы Юлии, как ему казалось тогда, ничего не значащие, однако теперь они обрели совершенно иной, куда более зловещий смысл. Она сказала тогда: «О моем эксперименте на себе не узнает никто, пока он не завершится». Или: «Вам меня от этого не удержать». Или: «Я всем докажу, что Эрнст пострадал ни за что».
На этот раз доктор Кукиль не стал просто заглядывать в окна в надежде заметить, как шевельнувшаяся гардина или какой–нибудь шум выдадут присутствие в доме Юлии. Направившись к задней двери, он несколько раз громко постучал в нее, потом, не дождавшись ответа, отошел к окну и, нажав на раму, распахнул его и, вскарабкавшись на подоконник, залез в кухню. Там царила стерильная чистота. На плите стояла кастрюля с фасолевым супом.
— Юлия! — громко позвал доктор Кукиль. — Юлия! Где вы? Зачем вы от меня скрываетесь?
Никакого ответа. Голос его эхом отдавался в пустом доме. Внезапно Кукиль осознал всю неуместность своего визита сюда. Никого, вилла была пуста. Он торопливо прошел в гостиную, в рабочий кабинет Эрнста Дойчмана… Ни души.
Распахнув тяжелую дверь в лабораторию, он, как пригвожденный к
Медленно, будто нехотя, доктор Кукиль подошел поближе. Письмо было адресовано ему. Его внимание привлек подсунутый под телефонный аппарат листок: «Д–р Франц Виссек, клиника «Шарите“». Имелся и телефонный номер. Не отрывая взора от листка, он разорвал конверт.
«Если бы вы, как судебный эксперт, руководствовались бы тем, что вам подсказывают совесть и опыт, а не так называемым «велением дня“, иными словами, предрассудками, все было бы по–другому и вам не пришлось бы читать сейчас это письмо. Я твердо намерена повторить этот эксперимент. И когда вы будете читать эти строки, меня или не будет в живых, или я все же докажу, что вынесенный моему мужу приговор — ошибка.
Не пытайтесь видеть во мне героиню. Я страшно боюсь того, что мне предстоит. Но иного способа доказать, что Эрнст невиновен, у меня нет. Я должна продолжить начатое им, то, во что мы оба верили…»
Доктор Кукиль заставил себя прочесть это послание до конца. Строчку за строчкой, вчитываясь в каждое слово. Именно потому, что Юлия не обвиняла его, а лаконично, деловито, собранно ставила его в известность обо всем, он ощутил гнетущее чувство вины. Мысль, высказанная Юлией в первой строке, была абсолютно верна. Но ладно, это потом, где она? Где Юлия сейчас? Может, воспользоваться указанным на листке телефоном? Ну конечно, надо позвонить в «Шарите»! Этому доктору Виссеку, наверняка она там… Доктор Кукиль, ощутив внезапный прилив энергии, быстро снял трубку и дрожащими от волнения пальцами стал набирать номер университетской клиники.
Соединяли его ужасно медленно, потом пришлось ждать, пока Виссека позовут к аппарату. Сначала в трубке послышались приближавшиеся шаги, спустя секунду или две мужской голос произнес:
— Доктор Виссек.
— Юлия, фрау Юлия Дойчман у вас?
Доктор Кукиль изо всех сил старался говорить спокойно.
— А кто это говорит?
— Кукиль, доктор Кукиль — ответьте мне, пожалуйста, молодой человек! У вас сейчас Юлия?
— Да, у нас. А почему вам понадобилось наводить о ней справки? Что вы хотите?
— Умоляю вас, не расспрашивайте меня сейчас ни о чем! Я просто хочу знать, каково ее состояние?
— Плохое. Общее заражение крови…
— Плохое?
— Весьма.
Тут доктору Виссеку показалось, что говоривший с ним мужчина всхлипнул. Нет, такого быть не могло, ему определенно послышалось. Молодой врач знал доктора Кукиля. Кто его не знал? Он представить себе не мог этого человека расчувствовавшимся до слез. Абсурд какой–то…
— Я сейчас же выезжаю к вам! — донеслись после паузы слова Кукиля.