999. Число зверя
Шрифт:
Доминик: Чего ты испугался, папа? Что тебя увидят твои дружки? Что они скажут: "Джо пошел на пидоров смотреть"?
Отец: Ха! Гля, сам признался!
Мать Доминика встала между мужчинами.
Мать: О Господи, поглядели бы вы на себя! Столько злобы… столько ненависти. Перестаньте, ради всего святого!..
Доминик: Ненависти? Нет, мама, ты не права. Любви особой я к нему не питаю, верно… но ненависть? Разница есть.
Отец(глядя
Доминик: По-моему, в этом-то и состоит суть проблемы: любовь в нашем доме в дефиците. Ни капли любви. Ни капли тепла, ни капли любви.
Отец: Тьфу! Я тебе расскажу про любовь! Тридцать пять лет на твою мать работаю. Как папа Карло! Но зато она дома царствует и не ходит на работу, как у других мужей жены! Усек, паршивец?
Произнося каждое из этих слов, отец конвульсивно трясся. На опухшем багровом лице выступил пот.
Доминик: Папа, любовь проявляется не только в этом. Например, наши с тобой отношения… Когда я был маленьким, ты хоть раз подсаживался со мной поиграть? Рассказал мне хоть одну сказку? Пробовал меня рассмешить? А на рыбалку мы с тобой ходили? А змеи запускали? Хоть разочек?
Отец: Мужчина должен работать!
Доминик: Ты, значит, до такой степени любил свою работу?
Отец: Ты это куды клонишь?
Доминик: Ты работу любил больше, чем меня?
Отец(растерянно, со злостью): Ты это… попусту не бзди!
Доминик: Слово "бздеть" здесь неуместно. Послушай, когда я был маленький, то много времени проводил один. Ведь братьев и сестер у меня не было. Иногда я нуждался в ком-то, кто направлял бы меня, учил.
Отец: Я вас бросил? Нет! Я в жизни не пришел домой позже восьми… у матери спроси! Я всегда был дома, каждый вечер!
Доминик (с печальной улыбкой): — О да, твоя физическая оболочка присутствовала дома. Но в том, что касалось эмоций — тебя дома не было! Разве ты не понимаешь? Я помню, как подглядывал на улице за другими ребятами — как они гуляют со своими отцами и занимаются всякими разностями. Я помню, как жгуче я их НЕНАВИДЕЛ — потому что чувствовал себя обделенным. Это было куда побольнее твоего ремня, намного больнее.
Отец, смолчал, уставившись на свои колени, на бессознательно сцепленные руки.
Мать: Доминик, не трогай его сейчас. Давайте кофейку выпьем, а потом…
Доминик: Нет, мама. Давайте дойдем до конца. Давайте все друг другу выскажем. К этому давно шло. (Отцу): Послушай, папа… ты знаешь, что ты ни разу на моей памяти меня не хвалил и не подбадривал? Разве что приказывал заниматься всей этой фигней. "Настоящий
Отец: Ты что называешь фигней?
Доминик: Помнишь ту дешевую гитару? Я ее купил на заработанные деньги, когда газеты разносил.
Отец: И чего?
Доминик: Но, бьюсь об заклад, ты забыл, как на меня тогда разорался. "Нам не по карману тебе учителя нанимать!" "Музыканты — все пидора!"
Отец: Что-то не припомню…
Доминик: Зато я помню. А когда я тебе сказал, что сам выучусь играть, ты расхохотался, помнишь?
Отец: Так-таки и расхохотался?
Доминик: Да. И мне не надо напрягаться, чтобы это вспомнить. Оно врезалось в мое сердце. Вся эта треклятая сцена.
Отец: Да слыхано ли, чтобы кто-то выучился музыке сам? Чушь собачья!
Доминик: Может быть… но я-то выучился, разве нет! И играл в группе до того вечера, когда поздно пришел домой с танцев, а ты поджидал меня в прихожей. Помнишь, папа? Помнишь, как разбил мою гитару об раковину?
Отец отвел глаза. Похоже, ему все-таки стало стыдно.
Доминик: Вот какая у меня была жизнь, папа; я занимался всякими интересными вещами НАПЕРЕКОР тому, что получал от тебя. Или лучше сказать, чего я от тебя не получал.
Отец: Брешешь.
Доминик: Хотел бы я, чтобы это была брехня. Серьезно, хотел бы. Но все это правда, папа. Чистая правда.
Отец: Да заткнешься ты, наконец?!
Доминик: Заткнусь. Когда все скажу. В чем проблема? Ты меня боишься, что ли? По-моему, тут-то и была зарыта собака с самого начала — тебе не нравилось, что твой ясноглазый мальчик интересуется миром?
Отец(устало): Все чушь какую-то мелешь.
Доминик: Попробуем с другого конца. Ты боялся не только меня, но и всех вообще на свете. Всех, кого считал умнее себя, или образованнее, или богаче… всех их ты всегда старался обосрать, верно ведь?
Отец: Нет! Брешешь!
Доминик: Погоди! Я еще не все сказал. И вот, когда однажды утром ты проснулся и осознал, что твой чокнутый сын не вырастет мужланом с пивным брюхом, ты его бросил, верно?
Отец: Ты это куды клонишь?
Доминик: Я вот куда клоню: когда ты увидел, что твой собственный сын совсем не похож на тебя — но очень похож на всех тех, кого ты боишься и потому презираешь, — ты просто перестал быть отцом этому странному сыну.
Отец: Чего?
Доминик: Разве ты не знал, что я нуждаюсь лишь в крохотной капле одобрения? Капле любви?
Отец: Ты так толкуешь, будто тебе все ясно… думаешь, ты доктор какой-нибудь? Профессор кислых щей?!