999. Число зверя
Шрифт:
— Они у нас все, — сказала Даф. — Они нас поддерживают. Смех — вот что дает жизнь старикам.
Может, это она и не ему говорила, потому что уже выходила из комнаты. Он еле успел заметить, что гравюры на уэльском столике слева нарисованы на дереве во избежание поломок, как ввалились жильцы.
Споры о том, кому входить первому, стихли при виде его. Некоторые из столующихся еле смогли найти свои места, потому что не отрывали от него глаз, глядя куда пристальнее, чем он в ответ. Несколько было таких раздутых, что трудно определить их пол иначе как по одежде, и даже это непросто в случае с наиболее толстыми, у которых лица казались погружены в гнездо из плоти. Контрастом был мужчина столь высохший,
Управляющий уставил левый стол тарелками супа, пока Даф подбежала с особо вместительной парой шлепанцев из белой материи, которые, как заметил Шоун, носили все жильцы.
— У нас только эти, — сказала она, бросая их к его ногам. — Они сухие, а это главное. Как вам они?
Шоун при желании мог бы засунуть обе ноги в каждый.
— Честно говоря, я в них малость как клоун.
— Ничего, вы же никуда не собираетесь.
Она сунула его ноги в тапочки и подняла их, чтобы проверить, есть ли у этой обуви шанс не свалиться. Тут же все жильцы разразились смехом. Некоторые затопали в качестве аплодисментов, и даже Снелл выдал мимолетную благосклонную улыбку, когда они с Даф скрылись на кухне. Шоун опустил ноги, что явно было достойно второго взрыва веселья. Оно миновало, когда Даф и Снелл появились с новыми тарелками супа, одну из которых управляющий принес Шоуну. Он опустил тарелку на стол через плечо гостя, а потом опустил руки на его плечи.
— Перед вами Томми Томсон, — объявил он и наклонился к уху Шоуна. — Так годится, правда? Лучше звучит.
В этот момент Шоуна меньше всего заботило его имя. Он жестом показал на пластиковый столовый прибор:
— Вы не думаете, что мне можно бы…
Не успел он попросить металлический прибор с ножом, Снелл двинулся прочь, будто его уносили взрывы радости, которую вызвало его объявление.
— Будьте сами собой, — сказали Шоуну его губы.
Ложка была такого размера, какой Шоун размешивал бы чай, если бы доктор недавно не запретил ему сахар. Когда он поднял ее, тут же воцарилась тишина. Он опустил ее в слабый бульон, где не удалось найти ничего твердого, и поднес к губам. Коричневатая жидкость имела вкус какого-то неопределимого мяса и ржавый привкус. Шоун был достаточно взрослым, чтобы не привередничать насчет еды, которую подают всем. Он проглотил ее, и когда тело его захотело восстать в протесте, он начал переливать в себя ложкой бульон как можно быстрее, в надежде, скорее с ним разделаться.
Едва только его намерение стало очевидным, как жильцы принялись аплодировать и топать. Одни пытались имитировать его стиль поедания бульона, другие демонстрировали, насколько более театрально это умеют делать они, и сидевшие ближе всего к холлу подняли такой шум, что казалось, будто бульканье идет даже снаружи. Когда он с кривой ухмылкой глянул в их сторону, жильцы зафыркали, будто он отколол еще одну презабавную шутку.
Наконец Шоун бросил ложку в тарелку, только чтобы Даф вернула ее на стол с быстротой, не слишком отличающейся от грубости. Пока она и Снелл были на кухне, все остальные глазели на Шоуна, который почувствовал себя обязанным приподнять брови и помахать руками в воздухе. Один из раздутых толкнул другого,
— Что это? — решился он спросить у Даф.
— То, что всегда, — ответила она будто ребенку или кому-то, вернувшемуся в это состояние. — То, что нам нужно, чтобы поддержать наши силы.
Кучки оказались картофелем, овощами и чем-то вроде фарша с тем же запахом, что у бульона, только сильнее. Он изо всех сил старался есть естественно, несмотря на аплодисменты, которыми эти попытки были вознаграждены. Ощутив тяжесть в животе, он сложил прибор на тарелку, никак не чистую, и Даф тут же склонилась над ним.
— Я закончил, — сказал он.
— Еще нет.
Когда она протянула руки, он думал, что она хочет вернуть ложку и вилку на их законные места с обеих сторон тарелки. Вместо этого она убрала тарелку и начала убирать следующий стол. Пока он старался скрыть свою реакцию на эту еду, жильцы, как он заметил, жадно поглощали свои порции. Тарелки унесли в кухню, и повисла напряженная тишина, нарушаемая только беспокойным шарканьем. Куда бы он ни посмотрел, никто ногами не шевелил, и он сказал себе, что звуки издает Даф, появившаяся из кухни с большим пирогом, покрытым глазурью как памятник.
— Даф снова его сделала, — сказал самый толстый из жильцов.
Шоун решил, что это относится к портрету глазурью клоуна на пироге. Он не мог разделить общий энтузиазм по этому поводу; клоун казался недокормленным и угревато-краснолицым, и не было ясно, что за форму должны образовывать его широко раздвинутые губы. Снелл принес стопку тарелок, на которые Даф разложила куски пирога, разрезав его пополам и при этом отрезав клоуну голову с плеч, но распределение ломтей вызвало некоторые дебаты.
— Дайте Томми Томсону мой глаз, — сказал человек с выпученными красными глазами.
— Ему можно дать мой нос, — предложила женщина, которую он видел в душе.
— Я ему дам колпак, — сказала Даф, что было встречено одобрительным воем.
Выданный Шоуну кусок пирога почти точно следовал очертаниям остроконечного клоунского колпака. По крайней мере, как ему подумалось, это будет уже конец обеда, и ничего такого страшного в пироге быть не может. Он не ожидал, что у пирога будет тот же неуловимый вкус, что у остальной еды. Может быть, поэтому он, вызвав бурю восторга, закашлялся и подавился. Очень нескоро Даф принесла ему стакан воды, которая, как он обнаружил, имела тот же вкус.
— Спасибо, — тем не менее выдохнул он, и, когда его кашель и аплодисменты вокруг стихли, смог сказать: — Спасибо, все уже в порядке. Теперь, если вы меня извините, я думаю пойти спать.
Тот шум, что раньше поднимали жильцы, был ерундой с поднявшимся теперь ревом.
— Еще не было забавы, — возразила Юнити, вскакивая на ноги и от нетерпения подпрыгивая на месте. — Спеть надо за ужин, Томми Томсон.
— Никаких песен и никаких речей, — объявила Амелия. — У нас всегда бывает представление.
— Представление! — стали скандировать обедающие, хлопая и топая в такт по движениям палки Амелии. — Представление! Представление!
Управляющий наклонился к столу Шоуна. Глаза его были краснее обычного и мигали несколько раз в секунду.
— Лучше с ними согласиться, а то они вам покоя не дадут, — тихо произнес он. — Ничего особенного им не надо.
Может быть, то, как наклонился к нему Снелл, показалось Шоуну знакомым. Может ли быть, что он управлял этим отелем, когда Шоун останавливался тут с родителями лет пятьдесят назад? Так сколько же ему должно быть сейчас? Шоун не мог сообразить, потому что вопрос был: