999999999 маны
Шрифт:
А вот Алекс зато встал и оглядел всех собравшихся.
— Никто ничего не будет отменять, — произнёс он твёрдым голосом. – Никто ничего не будет менять. Через два месяца мой сын выйдет из больницы и вернётся сюда, а ещё через месяц состоится его свадьба. И если вам нечего прибавить к этой теме, то давайте перейдём к следующим вопросам.
Все молчали – хотя, разумеется, всем было что прибавить. Они ведь из-за этого и собрались здесь всей толпой. Что ж; во всяком случае, он проявил свою позицию. Конечно, теперь придётся ходить с оглядкой, но служба безопасности безоговорочно
Через три месяца всё будет решено – к лучшему для Марка. По крайней мере так, каким это “лучшее” видел его отец.
Глава 14
Я открыл глаза в пустом поезде. Тьма затянула вид за окном настолько, что было невозможно понять, двигаемся мы вообще или нет. Я опустил закатанные рукава чистой, как только из стирки, толстовки, и осмотрелся по сторонам. Давно не ощущал такого спокойствия, в последний раз, наверное, еще перед десятым днем рождения. Я глупо улыбнулся и прислонился лбом к стеклу, вглядываясь в темноту. Казалось, я так сидел уже не один час и просидел бы еще, если бы не знакомая мелодия телефонного звонка, что нарушила блаженную тишину. Похлопал себя по карманам, но телефона нигде не было, а злополучная мелодия все никак не утихала, мечась по моему черепу из стороны в сторону.
Встав, я медленно зашагал в следующий вагон. Больше всего на свете мне хотелось сбросить этот звонок и вернуться к уютной тишине, окутывающей меня как теплый плед еще несколько мгновений назад.
Без проблем открыв дверь, я вошел внутрь и с удивлением обнаружил, что все сидения в этом куске состава были неестественно согнуты или разломаны, некоторые просто валялись на земле с пробившими обшивку пружинами навыворот. Я закачал головой, сетуя на вандалов, и зашагал дальше, к телефону, что и не думал прекращать звонить.
Судя по всему, звук доносился из кабинки проводника. Я нахмурился, неужели он так крепко спит, что не слышит мелодию? Разозлившись и гневно подлетев к его месту, я без стука ворвался внутрь. Снова никого. Только мой телефон в оранжевом чехле, разрывающий себе динамики темой из старенького сериала, который я в детстве смотрел с отцом. Он лежал на столе у вычищенного до блеска окна, в котором хорошо отражалось моё слегка уставшее лицо. Я схватил сотовый и посмотрел на его экран.
Абонент “Элиза”.
Ну уж нет. Я не хочу с тобой разговаривать. О чем нам вообще с тобой говорить? А?
Мой большой палец нажал на красную кнопку “Сброс”, но ничего не произошло. Еще раз. И еще. Телефон звонил все громче и громче. Каждая нота вгрызалась в меня как мелкая пиранья, причиняя дискомфорт, я долбил пальцем по кнопке отмены, и, когда звонок стал кричать настолько, что звуки слились в шипящую какофонию, не выдержал и бросил его прямо в окно. Телефон замолчал, а по окну разошлись трещины.
Я раздраженно выдохнул и почти развернулся, чтобы снова окунуться в блаженство тишины, но резко остановился.
Взгляд зацепился за отражение. Я посмотрел на себя еще раз, стекло треснуло на уровне моего левого глаза и медленно, но верно продолжало покрываться кривыми
В этот момент грудь разорвала жгучая боль. Мои ребра проткнуло что-то невероятно острое, из-за шока я не мог даже взвыть от боли и просто наблюдал за тем, как лезвие прорывается сквозь мои внутренности и выходит где-то в области сердца. Я быстро заморгал и, открыв рот, посмотрел на отражение в стекле. За моей спиной стоял Коротышка с мертвецки белым лицом, и пустым взглядом смотрел мне в глаза.
Мне хватило сил на то, чтобы подумать о “Пренебрежении болью” и по рукам полился знакомый белый свет. Однако, спустя пару секунд мои руки начали светиться темно-фиолетовым, что словно слоем сверху покрывал белое свечение, не оставляя от него и следа. Я еще раз посмотрел на себя через окно. Моё лицо покрывали ужасные шрамы, а глаза, как и руки, горели фиолетовым огнем. Боль от разорванной грудной клетки достигла своего пика и меня охватил животный ужас.
В глаза ударил солнечный свет, и я проснулся под писк аппарата для мониторинга биения сердца.
Не без усилий приоткрыв веко, я еще какое-то время пытался сфокусироваться на картинке перед собой, и спустя несколько секунд размытые формы начали принимать очертания больничной палаты. Довольно просторное помещение было залито солнечным светом, что пробивался внутрь через широкие окна – справа от моей кровати. Лучи попадали на только-только вымытый мокрый пол, отчего тот приятно поблескивал. В дальнем конце комнаты, с левой стороны, стоял небольшой белый столик с парой стульев, за которым по всей видимости могли разместиться посетители и оставить на нем какую-нибудь открытку с пожелания о выздоровлении и неизменные апельсины. Он был пуст.
Палата выглядела дорогой. На противоположной стороне от меня находилась огромная плазма. Под ней - бежевая тумба, с левого и правого конца которой стояли симпатичные, но довольно блеклые цветки в больших светлых горшках, высотой где-то под колено. На стенке позади кровати были приделана разнообразная медицинская аппаратура, удобно выдвигающаяся и компактно складывающаяся с помощью длинных кронштейнов. Все здесь было сделано для того, чтобы пациент не испытывал ничего кроме спокойствия и умиротворения, а мне, видит бог, как раз это и нужно.
У подножья кровати стояла полная медсестра в розовой униформе и что-то напевала себе под нос. Она запустила руку мне под одеяло, и покопошившись, убрала из-под него утку.
Я попытался пошевелить своей мокрой от холодного пота головой, чтобы дать ей знать о том, что ко мне вернулось сознание, однако все мои потуги остались незамеченными. Женщина, одним движением развернувшись на месте, словно какой-то солдат, унеслась вместе с продуктами моей жизнедеятельности восвояси. Я закрыл глаза и физически ощутил, как ко мне возвращаются чувства. А вместе с ними и боль, с которой я засыпал в прошлый раз. Правда, теперь она была не такой острой и беспощадно навязчивой. После массы больничных процедур, которым я, без сомнения, подвергся, пока был в отключке, её можно было стерпеть.