А дальше только океан
Шрифт:
— Ну что, Витя, — Алтайцев заговорщицки потер руки, — по случаю встречи не грех и пропустить малость?..
— Даже полагается. Только через час меня ждет адмирал. Так что табу в чистейшем виде. Перенесем до твоего возвращения. А сейчас давай чисто символически. Минеральной водичкой.
— Ну куда это годится? — воспротивился Алтайцев, делая кислую мину. — Еще засмеют!
— Ты, я смотрю, совсем забыл военную службу, — весело, но неуступчиво проговорил Павлов. — Раз нельзя — значит, нельзя. Да и потом, какая разница, что вливать. Неужто не вспомним
— Убедил, — нехотя выдавил Алтайцев, закуривая сигарету. — Военную службу я не забыл!
Из-за разлапистого широколистого деревца, торчавшего из деревянной кадки, павой выплыла официантка в кружевном кокошнике.
— Что, мальчики, будем пить? Чем закусывать? — Она подняла карандаш над длинным блокнотом, способным вместить, наверное, все меню ресторана.
— Салат из крабов, яблок и… боржомчику. — Павлов перехватил инициативу у открывшего было рот Алтайцева, не будучи уверенным, что окончательно убедил того обойтись без рюмки.
Официантка смерила «мальчиков» прохладным взглядом, но, видно, тут же поняла, что «приговор окончательный», и скрылась за лимоном в кадке так же быстро, как и появилась.
И начались воспоминания. Помянули добрым словом училище, своего начальника курса. «Наш кот», — называли его курсанты за щегольские черные усики и красивые, в самом деле очень похожие на кошачьи, глаза. Беспредельно строгий, но справедливый, беззаветно любящий морское дело, с каким-то обостренным чувством юмора, он оставил неизгладимый след в душах своих воспитанников. А судьба раскидала их выпуск по всему белу свету. Где только они ко плавали!
За разговорами час пролетел как минута. Пришло время расставаться. Обоим взгрустнулось. Запавшее в сердце смолоду не может не радовать, не может не печалить, когда потом, через много лет, прикасаешься к нему снова, когда ворошишь его, когда тревожишь себя воспоминаниями…
— Велта! — Павлов еще с порога окликнул жену, затаскивая в дверь объемистую картонку. — Принимай покупку!
Велта, в жилетке, скроенной собственноручно из пушистого шарфа, в пестро расшитых, тоже самодельных, домашних туфлях, с жемчужинами в ушах, радостно засуетилась.
— О-о-о! Какая большая! В прихожую втиснется?
— Не втиснется — так втиснем, — шутливо заверил Павлов, с трудом проталкивая картонку сквозь узкую прихожую.
— Ладно. Потом распакуем, — захлопотала Велта, — сейчас иди умывайся. Ужинать будем. — Однако сама не утерпела и, пока Павлов полоскался под краном, развернула покупку. Когда он вошел в комнату, Велта только повела глазами в угол, где распростерлось нечто весьма внушительное. — Театральная люстра?! — нерешительно спросила она, откидывая в сторону оберточную бумагу.
Павлов смущался недолго.
— Смотри-ка, украшение на весь городок! — проговорил он с наигранной бодростью. — Светить будет, как маяк!
— Вот именно, как маяк. — Велта сразу расстроилась, забыла даже про ужин. — С таким «маяком» будешь словно в аквариуме… Подожди! — Она вдруг с живостью вскочила
— Всегда знал: ты непременно что-то придумаешь.
Велта решила середину люстры оставить по ее прямому назначению, а восемь плафонов развернуть кверху, задраить их заглушками и посадить туда плющ или еще что-то в этом роде.
— Не знаю, удастся ли достать. Вот разве что Наталья Сергеевна поможет. Это ее хобби… Представляешь, Витя, клумба на потолке!
— Представляю… — без особого энтузиазма сказал Павлов. — А она не трахнет по голове, эта клумба?
— Если и трахнет, то по заслугам, — рассмеялась Велта, довольная, что нашла спасительный выход.
«Пронесло», — успокоился Павлов и чуть погодя с усмешкой заметил:
— Богатая у тебя фантазия.
— У тебя богаче! — парировала Велта.
— Вообще-то, комплимент ив по адресу, — продолжая усмехаться, сказал Павлов и тут же решил внести ясность: — Скажи спасибо Валере Рогову.
— Между прочим, я так и думала. — Велта снова уселась перед будущей клумбой. — Не понимала только, зачем ты приписываешь себе чужие заслуги.
— Слушай, Велта, идем-ка лучше ужинать, а то у меня от крабов живот прилип к спине!
За ужином Павлов во всех подробностях рассказывал о встрече с капитаном Алтайцевым, но Велта слушала рассеянно.
— Извини, Виктор, — прервала она мужа, возвращаясь к больной теме. — Все же не понимаю, почему Рогов так плохо выполнил твою просьбу?
— А при чем здесь Рогов? — Павлов с досадой махнул рукой. — Это Алтайцев вклинился и заморочил нам голову: где, да что, да как. Про люстру вообще чуть не забыли. Кстати… Позвони Рогову, поблагодари. Парень старательный !
Велта улыбнулась и послушно направилась к телефону.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На экране подрагивает жирная ядовито-зеленая черта. Осциллограф прогревается, только выходит на режим, и потому черта еще расплывчата, с размытыми краями. Рыбчевский плавно подкручивает черную пуговицу. Скоро можно снимать параметры. Вот черта растворяется, плавает по экрану болотной туманностью. Рыбчевский поворачивает ручку вправо, и вдруг из туманности начинает вырастать какая-то фигура. Секунда — и на боку лежит самая настоящая трапеция. Рыбчевский глядит на сетку, что крест-накрест плетется рядом с трапецией, отсчитывает, оценивает. Все. Мощность в норме.
Любит Вениамин Ефимович покрутить электронные приборы. Ох как любит! Да и как не любить?.. Занялся радиотехникой еще в Доме пионеров, теперь мастерит такие штуковины, что сам себе удивляется. Позавчера вот закончил целый комбайн — тут тебе и телевизор, и приемник, и магнитофон. А избирательность, а звук, изображение? По самому высокому классу! Вот бы его сейчас на какой-нибудь конкурс! Хотя бы в тот же Дом пионеров… «Нет, — вздыхает Вениамин Ефимович. — Прошло то розовое время. Великовозрастных туда пускают разве что на правах родителей».