А где же про любовь?
Шрифт:
Дарья разочарованно фыркнула, но не стала его теребить, а долго лежала рядом, вглядываясь при свете ночника в знакомые черты: устал и издёргался, а тёмные круги под глазами и небритость делали его старше.
Утром Дима долго и с удовольствием "навёрстывал упущенное", с аппетитом завтракал и только потом кое-что рассказал. Ника начала принимать лёгкие наркотики вместе с новым любовником.
– Баловалась, "раздвигала границы познания мира" и не заметила, как "увлеклась", - так описала мне всю ситуацию она сама.
На этом проблемы не закончились, и последующие недели мало чем отличались одна от другой.
– Придётся потерпеть. Я не могу бросить Нику.
– Чем я могу тебе помочь?
– Занимайся своими делами,- почти равнодушно сказанные слова немного задели, но успокоить себя в то время было ещё легко. Они продолжали жить в инерции тех прежних отношений: обычных ночей, обычных вечеров, обычных дней и сладких пробуждений, когда осознаёшь, что мир за ночь не стал другим, и любимый человек по-прежнему рядом.
Чтобы как-то занять себя и "не мешать Диме", Даша снова сблизилась с однокашниками, часто ездила на свою старую квартиру, но прежних задушевных разговоров со Светой не получалось - рядом всё время вертелся Данька. Павел казался немного "загруженным". Он обнимал при встрече, целовал в щёку, но говорил мало, отвечая на вопросы односложно: "Да, нет, угу, не знаю".
Предоставленная снова только самой себе, Даша спасалась от одиночества так, как умела: много читала, почти с радостью оставалась вечером на работе, когда за несколько часов в тишине и без отвлекающих звонков можно сделать больше, чем за целый день.
Она встречалась с Ниной Захаровой, почувствовав к ней особое доверие и ценя её добрые чувства к себе самой.
– Как ты?
– А ты?
Обмен объятиями и лёгкими поцелуями в щёку. Именно Нина заставила Дарью снова ходить в тренажёрный зал и в бассейн, и они сблизились ещё сильней.
– Как у тебя с Никитиным?
– Хорошо. Правда, он в последнее время занят Никой.
– Наслышана.
Даша, отвечая на вопрос приятельницы, не лукавила. Она всё ещё так считала. А могло ли быть иначе? Ведь она сама любит Митю, а любимый мужчина нуждается в ней самой. Но часы их совместной жизни уже начали свой обратный отсчёт и то, что когда-то было "обычным" постепенно становилось прошлым.
Та радость от близости с Митей претерпевала странные метаморфозы: не было уже той ненасытной страсти, страха упустить что-то важное, появилась привычка видеть его редкими вечерами уставшим, кормить ужином и укладываться спать, пока ещё тесно прижавшись к горячему большому телу. Её стали сильно раздражать его разговоры ни о чём с Никой, как будто он контролировал постоянно всё ещё жену, заботился о ней, интересовался здоровьем, делами. Даша перестала торопиться домой, зная, что Мите всё равно не до неё. Теперь к заботам о Нике добавились хлопоты о попавшем в стационар с сердечным приступом тесте. Димины частые деловые поездки стали значительно короче, он пытался успеть всё и присмотреть за всем, оставляя Дашку на произвол судьбы и веря, что она никуда не денется от него.
Часы тикали, а ощущение приближения конца всё чаще оставалось без присмотра, отвоёвывая своё право на существование в Дашиной душе. Она молчала,
Вернувшись из Москвы, она обнаружила в зале прилёта Виктора, села в его машину и впервые не спросила:
– А где Митя?
Потому что совершенно ясно было: где. Это стало не исключением, а правилом.
А сам Никитин, не имея возможности что-либо изменить в настоящем, метался между городами, стойко сносил превратности судьбы и с горечью наблюдал Дашино охлаждение.
Никто больше его не будил по ночам, если "не спится", никто не ворчал, если даже он появлялся за полночь, никто больше не гладил утром по щекам, приговаривая: "Плохо побрился". Ей становилось всё равно. Его костюмами занималась приходящая домработница, которая отвозила их в химчистку. Она же гладила рубашки. Дашка не торопилась домой после работы, даже если знала, что он дома. Иногда появившись после девяти вечера и бросив почти безразличный взгляд на Митю, говорила, что сыта и сразу валилась спать. Они совсем перестали рассказывать друг другу о делах, замкнувшись каждый в своём мире. Никитин, устав от Дашиной отстранённости даже в постели, вспомнил прошлых любовниц, не терзаясь при этом угрызениями совести. Ему был нужен тайм-аут.
Глава 11
Календарный март отметился прилётом грачей и зябликов, заметно удлинившимися днями и обманчивым солнцем. Даша нетерпеливо ожидала настоящей весны с её капелью и предвкушением настоящего тепла. Она задыхалась в этих зимних серых днях, похожих один на другой. Перетерпела праздник 8 Марта, проведённый в одиночестве, потому что Митя не сумел из-за непогоды вовремя вернуться из Стокгольма. Переломным оказался апрельский Дашин День рождения. Никитин умчался на первом авиарейсе в Москву, в очередной раз спасать Нику. И не было видно этому конца и края: жена не выпускала его, удерживая при себе любыми возможными способами. Даша даже начала подозревать, что весь этот кипишь с наркотиками Ника устроила специально, но немного не рассчитала своих сил. Странно, что Никитин этого не видит. А уж любовницы!!!!
Разговор с Олесей Серебряковой состоялся как раз перед Дашиным Днём рождения.
– Даш, ты извини, это не моё дело, но, если ты хочешь удержать Никитина при себе, то присмотри за ним. Желающие уже распахнули для него свои объятия. И не только объятия, а и постели, которые раньше были хорошо ему знакомы. Мужики, конечно, козлы и полигамны от природы, но мы должны быть мудрее. Даша, у вас ведь всё замечательно было, с Фёдором Дима дружит, и мы с тобой прекрасно ладим. Сделай что-нибудь, не проспи.
Совершенно не хотелось в это верить. Только не Митя. Но подозрения легко подтвердились презервативами, найденными в карманах джинсов, которые Даша заталкивала в стирку. Она вертела в пальцах блестящие плоские упаковки, вспоминая Олесины слова. Это было уже второй раз. Когда впервые Дарья обнаружила такие квадратики у него в джинсах подобным образом, она вышла к Никитину, увлечённо беседующему с кем-то по телефону в гостиной, держа их за уголки веером и с расширившимися от удивления глазами. Показалось тогда, что он напрягся, но объяснил ей просто: