А леший его знает!

Шмигалев Николай

– Да уж почти с полтысячелетия минуло, ежели не больше – откликнулся теремной. – Давай, друже, не отвлекайся, ищи нужную главу мертвецких откровений.

– Угу!

Болотный сосредоточенно, как школяр перед экзаменом в крайнюю ночь, склонился над книгой. Через его плечи стали заглядывать все присутствующие, включая Поставца. Несмотря на то, что никто кроме болотника не знал мертвого языка, всем было до смерти интересно хоть одним глазком увидеть чудные письмена. А посмотреть там было на что.

Этот

мертвый язык, называемый в разных частях света по-разному: где «блатынью», из-за того, что его могли читать только особенные существа и то по большому блату; где «немэнибэникукарекским», потому как на нем практически никто ни мэкал, ни бэкал, ни кукарекал; а где и «лекаревским», ибо даже опытные лекари и знахари, с медицинским спиртом и образованием, и те не всегда могли в нем правильно прочитать сакральные руны-иероглифы-закорючки-буковки. Все дело в том, что в мертвом языке или в языке мертвых, кому как угодно, помимо нескольких уже забытых, было намешано многое из языков и ныне здравствующих, причем многих и в случайной последовательности. А, всем известно, сколько языков, столько и видов письменности. Теперь представьте себе, что творилось на страницах Книги Мертвых. Если бы мы с вами тоже заглянули через одно из восьми плеч болотника, то увидели бы название очередной главы, разборчиво написанной на кириллице. Сам текст с красной строки уже начинался латиницей, плавно переходившей на следующей строке в арабскую вязь, которую полагается читать справа налево. Следующая строка – древнеегипетские иероглифические письмена. Следующая строка – протоармянский закругленный алфавит. Следующая строка – китайская грамота. Следующая строка – тевтонские руны. Затем – индуистско-ведические брахми и кхароштхи, причем где там брахми, а где кхароштхи, сам индо-ведуны затруднились бы сказать. А дальше – сразу несколько строк на великом и могучем эфиопском трансформационно-слоговом языке. Потом – ассиро-вавилонянской клинописью. Следующая строка – финикийские, режущие глаз, каракули. Сразу за ними – консонантный иврит с кучей диакритических знаков. Там опять иероглифы, только теперь самурайские. Потом – хеттская рисуночная письменность. Помимо вышеуказанных алфавитов дальше в Книге Мертвых построчно были представлены следующие языки: древнеливийский тифиаг, кельтское огамические письмо, письмена чероки, звучание которых никогда не совпадало с оригиналом, либерийское слоговое ваи, спиральные идеограммы феста, фиванские руны гонория, ещё называемые алфавитом ведьм, концептуальные символы системы хобо, тайная азбука допотопных морзей и даже рельефно-точечный алфавит незрячих брайлей. И ещё много-много языков, письмен и алфавитов. В общем всех языков и не перечислить, коими была написана книга, которую сейчас штурмовал полуконтуженный болотник.

Однако

Зыбун не подвел. Несмотря на недомогание, болотный довольно быстро нашел необходимый абзац нужной страницы надлежащей главы.

– Вот оно! – воскликнул болотный и углубился в чтение. Перелистнув страницу он прочитал ещё несколько невообразимо непонятных строк, и задумчиво забарабанил щупальцами по книге: – Эге-ге! Вот видимо из-за чего Омелия находила каждый раз причину, чтобы я дальше двенадцатой главы не продолжил читать, а потом и вовсе тебе, Поставец, запретила приносить книгу на болото, якобы беспокоясь за её сохранность.

– Да говори уже, в чем дело Зыбун! Не томи! – потребовал теремной, чувствуя, что сейчас они станут обладателями некоей ужасно страшной тайны.

– Она просто не захотела, чтобы мы с тобой узнали её тайну и не стали носителями опасной информации, – пробормотал болотный, продолжая вглядываться в запредельные письмена.

– Ну, ну, ну, дурак старый, да говори скорее, ну доводит же нелюдей до белого каления! – не стерпела уже даже Ундина.

– Кикимор я не понимаю, – сурово зыркнул на водяниху Зыбун. – Убери её Тритоха!

– Ну правда, чего-тянешь-то Зыбун, говори уж! – заинтригованный не меньше других воззвал к тестю Бульгун.

– Я лучше прочту.

– Дак читай! – почти крикнул Поставец, сдерживаясь, чтобы не отвесить старому дура… другу хорошей затрещины.

– Читаю, – произнес невозмутимо Зыбун и начал водить щупальцем по прыгающим и извивающимся строчкам единственного на три мира манускрипта.

– «…Так вот для исполнения данного пророчества много ума не надо. Надо просто провести темный ритуал. А именно, взять тринадцать светлых наяд, тринадцать бурерожденных в туче грозовой и вскормленных в пене морской, правнучек Хаоса – предтечи всего сущего и Мглы – хозяйки туманов и ночей, внучатых племянниц Эфира – прародителя ветров и богини Гемеры – берегини дневного света, внебрачных дочерей владычицы морей Амфитриты одной из ветреных жен Посейдона, рожденных ею после прелюбодеяния со своим возлюбленным, морским исполином Орионом, нелюдем из полуночного народа. Затем необходимо поместить двенадцать наяд в зодиакальные дольмены, расположенных вокруг жерла потухшего вулкана Вельзувия на Эгегейском острове, у подножия которого раскинулся древний некрополис. Тела двенадцати полубогинь-полуночниц, заключенные в камнях зодиака, образуют пиктограмму тонких нитей бытия. От них во время солнечного затмения темные лучи черного полуденного солнца сойдутся на жертвенном алтаре, куда должна быть помещена тринадцатая наяда. Её помноженная сила всколыхнет темные силы Тартара и откроет проход из пекельного мира. Дальше все и случится. Вот и всех делов…».

Конец ознакомительного фрагмента.