А мы с тобой остались в пробке
Шрифт:
– Опять Нина Борисовна будет нам заливать про то, что все опыты можно посмотреть на ее страничке в «Одноклассниках»,– Миша засмеялся.
– Ага, или рассказывать, как она посетила супермаркет и удивлена нынешними ценами на продукты, – Влад улыбнулся.
Он не понимал, зачем на факультете бизнеса и экономики нужен такой предмет, как химия. Он не раз задавался этим вопросом на занятиях, но преподаватель отмахивался и лепетал что-то невразумительное.
Нина Борисовна всегда вставала в боевую стойку, как овчарка, которая готовится к прыжку. Ее морщинистая шея становилась похожа
– Мурашов, – обращалась она к Владу, когда тот в свою очередь снова возмущался по поводу ненужности ее предмета на их факультете, – химия – это основа жизни, как ты не поймешь. Без нее не будет ничего. Ни продуктов питания, ни окружающей среды, ни человечества. Все на этой планете обязаны знать мой предмет. Хотя бы для общего развития.
Честное слово, женщина с таким рвением и артикуляцией пыталась доказать Владу, что химия – основа жизни, что иногда походила на Адольфа Гитлера. Этот бешеный огонь в глазах, рваная речь и усики над верхней губой – делали ее точной копией известного диктатора.
Мурашову даже иногда ставилось боязно. Но он не отходил он своего. Его было трудно столкнуть или переубедить. Даже, скорее всего, перед смертью он будет верен своим принципам и мыслям. Ведь мы – это то, что мы делаем и то, что мы думаем.
Телефон снова завибрировал. Очередное сообщение от Лидочки в общий чат.
«Собираемся сегодня в зале письма и мышления. Всех с нетерпением жду!»
Влада передернуло. Он не хотел идти туда. Смотреть на Лидочку, которая маниакально намерена победить, ломая любые преграды, буквально, руками.
– Что-то ты не в настроение, – обратился Иля к другу, – словно по тебе проехался танк. Ты и обычно не светишься, а сейчас просто чернее тучи.
– Да, совсем забыл про глупую выставку для будущих студентов. А она уже через три дня. А Лида написывает всем, ждет с нетерпением, – на этих словах парень скорчил гримасу, словно съел целый лимон сразу.
– Паршиво, – вздохнул Миша. – Она ведь, как банный лист, не отстанет, пока все соки не выжмет.
– И не говори. Самое смешное, что она верит, в свою победу над другими факультетами. Куда нам тягаться с тем же филологическим, или, даже, с юристами. Около них всегда очередь. А финансы – это же так скучно.
– Куда лучше мести дворы, чем сидеть на скучной химии и смотреть, как Нина Борисовна мелькает в глазах цветами радуги, – Миша засмеялся.
Мурашов осознал, что сегодняшний день не предвещает ничего хорошего.
***
Центр письма и мышления располагался на четвертом этаже учебного корпуса. Лифт, как и обычно, был заполнен под завязку. Да и ехать в одной кабинке с неизвестными людьми Владу особо не хотелось.
Он поднимался ступенька за ступенькой, так медленно, что казалось, улитка обгонит его в два счета. Парень просто не хотел видеть сумасшедшие глаза Лиды, потухшие и усталые взгляды других ребят, которые, как и он, являются жертвой обстоятельств.
Поднялся на нужный этаж, завернул за угол. Холл был пуст. Двери центра были распахнуты. Лидочка заметив Мурашова, стала энергично трясти рукой и улыбаться, отчего Влада чуть не стошнило на
Стулья располагались полукругом. Лидочка восседала в центре. Выглядела она, как и обычно: серо и безлико. Натянула на нос круглые очки, а ведь со зрением у нее все было в порядке. Наверное, хочет показать, кто тут главный, кого надо слушаться.
Влад плюхнулся на свободный стул, бросил портфель под ноги и достал мобильный телефон. Перспектива, потратить час своего времени на болтовню Лидочки, была так себе. Но другого выхода, увы, не наблюдалось.
Мурашов протянул руку Игорьку. Парнишке со второго курса. Он был довольно умен и любознателен. Ходил в различные секции и кружки по робототехнике и лепки из глины.
Игорек не был качком, за которым бегали девчата табунами. Он был обычным парнем двадцати лет, каких в каждом переходе по сотни. Но Владу он нравился. То ли оттого, что не питал любви к выставке, то ли оттого, что не лез с лишними вопросами и болтовней.
Игорь ответил на рукопожатие.
– Хреново у нас дела, – он почесал за ухом. – Лидочка, решила костями лечь, но выиграть этот сезон.
– Мда, – что и смог выдавить из себя Мурашов. – У Лидки только кости и есть. Другим природа обделила.
Игорек весело засмеялся.
Совет состоял из шести человек, которых Влад видел в основном на собраниях и самой выставке. Правда, вот с Игорьком он встречался иногда в коридорах университета, садился вместе в столовой или приглашал к себе на диван в ожидании других занятий. Лиду Мурашову приходилось наблюдать почти каждый день по несколько раз. Она училась в параллельной группе. Специальность у нее была немного другая. Влад старался ее избегать. Не хотел портить настроение ни себе, ни ей.
А вот других ребят парень видел исключительно под гнетом сборов.
Маша Друзьяк – девчонка, которая была похожа на скелет, никогда не вызывала никаких чувств у Влада, кроме как накормить ее фасфудом. Ключицы у Маши торчали в разные стороны, руки были похожи на веревки, да и ноги особо не отличались. Она была настолько худа, что через нее можно было смотреть насквозь. Влад не понимал, то ли она от природы такая, то ли намеренно мучает себя голодом. Она пугала Мурашова. Ему было жутко смотреть в ее сторону.
Пашка Бойкевич, напротив, был парнем спортивным, в теле. Считал калории, сидел на сушке, ел творог по часам. Мурашов даже стал думать, что у Пашки мозг из творога, или того хуже, спортивная наркозависимость. Бойкевич вечно ходил в тренировочных штанах и обтягивающих футболках. Каким ветром его занесло на факультет финансов, для Мурашова было загадкой.
Лидочка встала и широко распахнула руки, а затем резко хлопнула в ладоши, от чего у Влада зашумело в ушах.
На Лиде красовалось темно-зеленая футболка с изображением Шрека и надписью – «Не такой, как все». И Лида Мармеладова реально была не такая, как остальные студенты. Активистка, староста группы, отличница, завсегдатая различных, наискучнейших семинаров, лекций, форумов. Она ни разу не пропустила ни одного занятия. Иногда, когда преподаватели ставили в пример Мармеладову другим студентам, Мурашов поднимался из-за парты и громко с чувством говорил: