A под ним я голая
Шрифт:
И они замолчали. Потому что реальность исказилась. Трамвай подошел к остановке «Западный мост», двери разверзлись, и Марина, гордо подняв голову, вышла. Теперь уже мне пришлось распихивать толпу локтями, чтобы успеть выскочить следом за ней.
2.10
Косая любит слушать радио. А я не люблю. О Господи, опять эта песня. «Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда». Я тихо схожу с ума. Я начала вторую пачку цитрамона. «Алена, Алена, Алена, Алена, Алена Боро-ди-на!» – орет
Запретить Косой слушать музыку я не могла. Я решила бороться с ней тихо, по-партизански. Например, испортить приемник. Сломать, но так, чтоб было незаметно. В один прекрасный день он просто не включится, и все. Что, если выломать колесико тюнера? Выкрутить до упора, и – с силой – за упор. И эта Алена-Алена-Алена навечно заткнется. И я спасена. Пока Корольков расщедрится на новое радио, пройдет лет двести, не меньше.
Я перестала опаздывать на работу. Более того, теперь я приходила в офис раньше всех. Корольков, наверное, решил, что перевоспитал наконец эту клушу несобранную с тыквой вместо головы, но дело было не в том.
Каждое утро я подходила к динамику и крутила туда-сюда несчастное колесико. А оно все не ломалось. Так проблемы не решают, сказал бы папа. Я знаю, но все равно продолжаю выкручивать тюнер. Уж завтра-то я его точно доломаю, думала я. Но корпорация «Шарп», не иначе, предусмотрительно снабдила свою продукцию функцией foolproof, или babyproof, или как там у них называется. Защита от нежелательного направленного воздействия, одним словом. От дураков и детей.
Промаявшись неделю, я бросила это занятие. Stop, fool! Остановись, дурак! Функция сработала на пять баллов. Если я не выломала это чертово колесо за семь дней, глупо тратить на него утро восьмого. Лучше подольше посплю. Да и Косая почему-то стала раньше приходить. Что-то заподозрила, наверное.
Чу! Двери лифта распахиваются, меня окатывает волна ароматов райского сада – словно облако цветочной пыльцы залетело в наши темные, обшитые фанерной доской коридоры. Косая уже на месте, я унюхиваю ее с лестничной клетки. В султане «Крестьян-Диора», в идеально выглаженном платье она, можно сказать, почти обворожительна. Если б не глаз. И если бы не характер.
Я ее не ненавидела, нет. Мне многое нравилось в Косой. К примеру, восхищали идеально чистые ботинки. При любых обстоятельствах, и в дождь, и в снегопад, и в слякоть, они были просто стерильными, девственно-чистыми. Она что, летает?
Однажды раз я не удержалась и спросила. И Косая – о чудо! – ответила. Оказалось, специальный воск «Саламандер», только он стоит ровно столько, сколько я в неделю трачу на еду.
Непозволительная роскошь.
Но как сверкают ее ботинки!
2.11
– Доброе утро, – говорю я как можно более дружелюбно.
– Сделай зеленый чай, – отвечает Косая.
Как выяснилось, причина ее ранних приходов другая. Косой надо было успеть разобрать все пришедшие за ночь факсы, потому что
И сдавала их уже довольно долго.
– Ну сколько можно отпрашиваться! Четвертый раз идешь! Что там у тебя не получается? – недовольствовал Корольков.
– В «бокс» не могу задним ходом въехать…
– Деточка, это же очень просто! – вдруг раздался прокуренный бас бухгалтерши Владлены Узьминичны. – Вот когда я училась водить машину, инструктор так объяснял: выкручивать руль нужно сразу, как только палка поравняется с плечом. Я тебе говорю – все получится. Давай, постарайся. И хватит уже прогуливать, поняла?
Вот бабка! – думаю я. Какую машину она, интересно, водила? «ГАЗ-А», что ли? Так и представляю ее за рулем кабриолета – лихачка, шарф развевается, волосы по ветру летят… Юрий Пименов, «Новая Москва», 1937 г, 140х170, холст, масло.
Владлена Узьминична у нас живая легенда. Ей восемьдесят четыре года. В прошлом математик, чемпион Одессы по шахматам, Узьминична прекрасно адаптирована к современной жизни. Она не боится компьютеров, электронных платежей, яндекс-денег, заказывает косметику в интернет-магазинах, у нее даже есть свой блог, который она ведет на сайте Live-Journal под псевдонимом Blondy_Vladdy, – я один раз подглядела.
Я понимаю Владлену Узьминичну: ей очень хочется жить.
Узьминична и зимой носит обувь на каблуках, шьет на заказ костюмы, стрижется под пажа и красит волосы в светло-пепельный с розоватым отливом цвет. У нее всегда французский маникюр и педикюр, наверное, тоже – проверить это возможности нет, но вряд ли я ошибаюсь. Узьминична курит элитные сигареты Sobranie и уважает коньяк. Муж ее остался в Одессе, и, похоже, они не общаются. Для полной законченности образа хочется распрямить ей спину, но нет, восемьдесят четыре года не шутка, и сгорблена она уже непоправимо.
И это единственное, что ее портит.
1.10
– Ух ты! Как в музее! – Родион ходил по квартире Марины и осматривал коллекцию артефактов. – Очень много мелких предметов. И крупных тоже. О, «Орел»! У моей бабушки были такие часы. Каждый час били, я спать не мог по ночам. И такая солонка с ложечкой… и тарелки с сиренью… и супница… и поильники кисловодские стояли в серванте. Эти вещи пригвождают нас к прошлому, пожирают пространство, – зачем они тебе?
– Знаете… – сказала Марина.
И рассказала нам случай. На первом этаже розового дома по Сходненской, сорок шесть, жила дворничиха Марь Матвевна. У нее была внучка лет четырех. Однажды они пошли гулять и во дворе увидели больного, чуть живого голубя. «Давай его возьмем!» – «С ума сошла всякую заразу подбирать!» Вернулись с прогулки, внучка думала, думала… «Бабушка! А если бы это была я?!»
– Марь Матвевна мне говорит: «И тогда я помчалась во двор, бегу и прошу: хоть бы он еще был там!! Потом восемь лет на балконе прожил». Вот и я, увижу игрушку на свалке и думаю: Господи! А если бы это была я?!