A под ним я голая
Шрифт:
Вот так так! Чип и Дейл спешат на помощь!
– А может, я как раз люблю китайскую лапшу? – ответила я. – И вообще, что вы имеете против макаронных изделий?
– Три года этой гадостью питался и просто не могу смотреть! Настоящая отрава!
– Ладно, уговорили. От чашки кофе не откажусь.
Ближайшее заведение было в торце супермаркета «Двенадцать месяцев». Я шла и думала. Надо же, он обо мне позаботился. Он позаботился обо мне. Настоящий мужчина спас настоящую женщину от настоящей отравы.
Вот как это выглядело со стороны.
1.7
Звали
– А фамилия у вас, случайно, не Щедрин? – спросила я, когда мы выбрали столик и уселись на легкие венские стулья. – Какой-то вы загадочно щедрый.
– Салтыков-Щедрин, за справедливость который, – парировал Родион.
Поспорю, тут не справедливость, а основной инстинкт. Шатенку сероглазую, дитя голодающего Поволжья, спасает Он, рыцарь короля Артура, или как там тебя. И причиной тому желто-красный брикетик весом 60±3 грамма. Правы, правы маркетологи «Мак-доналдса», что желтое в сочетании с красным притягивает. Обязательно сошью костюм в этой гамме – от парней точно отбоя не будет.
– Что вам взять? Салат, пирожное, рыбу под соусом…
– Салат, пирожное, рыбу под соусом, – повторила я.
– Вы серьезно? Может, вместо пирожного кремсуп?
– Нет-нет, именно так. Вы же за мой рацион отвечаете, – вот и отвечайте, – велела я.
– А «Роллтон» вы все-таки не ешьте, – снова попросил «Родион Щедрин», когда официантка принесла заказ.
– Не буду, – заверила я. – Обещаю.
Я молниеносно поглотила заварной эклер, винегрет по-шефски и судака в маринаде. Аппетит у меня хороший – и впрямь можно подумать, что человек трое суток не ел, и когда в следующий раз удастся сухарик погрызть, неизвестно.
– Можно я вас провожу? На улице очень скользко, – предложил Родион, когда мы вышли из кафе.
– Буду вам очень признательна.
Как описать мужчину, когда он тебе едва знаком? Мужчина привлекателен. Лицо у мужчины бледное. Глаза зеленющие. Волосы темные, по плечи – а-ля свободный художник – и немного вьются. Всем подбираю типаж среди киноактеров, подберу и ему. Ален Делон? Брандо Марлон? Колесниченко Родион!
Та-да-да-дам! Первый этап акции «Не упусти свой «Роллтон»» завершился с успехом.
2.9
– Что ты бумагу вечно переводишь! Печатай на оборотках! – Косая нависает надо мной как грозовая туча. Не успела я сообразить, что такое оборотки, как она уже протягивает ворох листов, исписанных с одной стороны преферансными пульками. Я поморщилась. От бумаги исходил явственный запах воблы.
– Бери, бери, – повелела Косая. – Все равно свое печатаешь. Чистая бумага только для договоров.
Делать нечего, я покоряюсь воле Аллаха – однако желание печатать свое напрочь отбито. Ни мама, ни папа, ни бабушка, ни Косая, ни Слава Сорока – никто не узнает о том, что же было дальше с Мариной, Родионом, фотографом Леней, подаренной куклой и вашей покорной слугой.
1.8
– Где тебя носило! –
– Смотри! Смотри скорее! – Я подбежала к окну и отдернула гардину. – Видишь, в черном плаще? Провожал! Красавец, между прочим… отсюда не видно.
– Одет неплохо, – оценила Гамаза, – плечи ровные, выправка, спортсмен, наверное. Только бы не охранник. Гарный парень. Приводи в следующий раз, хоть посижу рядом с красавцем. А вообще – мои поздравления.
– Хорошо. Он мне в четверг позвонит.
– Ты «Роллтон» принесла? – спросила Марина, когда Родион скрылся за углом дома.
– Вот. – Я выложила пачку на стол.
Марина вскипятила чайник и заварила в миске лапшу. А потом принялась делать то самое – симоронить.
– Чтобы избавиться от вранья, мне надо стать «Той, у которой лапша на ушах»… – говорила она, стоя перед зеркалом и навешивая мелко волнистые, как в прическе «мокрая химия», локоны «Роллтона».
– Не горячо?
– Нормально… Или лучше так: превратиться в «Лапшу, которая висит у Марины Гамазы на ушах». У лапши какие могут быть проблемы? У нее не могут болеть зубы, потому что их нет. Не могут заканчиваться деньги. Ее не могут выселить за неуплату. Ей не может изменять мужчина. А чтоб лапше лапшу повесить на уши! – исключено.
– Она может остыть, – апеллировала я к здравому смыслу. – Испортиться. А главное, ее могут съесть и переварить.
– Это не проблема, – возразила Марина. – Это реинкарнация. А сейчас пойдем кататься на трамвае.
1.9
Мы вышли из подъезда и направились к трамвайной остановке. Там уже собралась толпа: было шесть сорок пять, люди ехали с работы. Как по заказу, через минуту подкатила битком набитая «шестерка», и народ приготовился брать ее штурмом.
– Что бы ни происходило, не вмешивайся. – Марина пошла на таран в передние двери; я следом за ней.
Расталкивая людей локтями, Гамаза пробиралась в центр вагона. «Могла бы и поаккуратнее», – подумала я. Что и говорить, на помойной куче она была более грациозна. Однако, согласно правилам игры, я промолчала.
– Смотри куда прешь, корова! – Посреди вагона Марина столкнулась с пьяной компанией. Двухметровый верзила в черном «боксере» и шапочке-пидорке сильно пихнул ее локтем под лопатку: судя по всему, она наступила ему на ногу.
Марина ничего не ответила. Она пристроилась у самых дверей, на нижней ступеньке, и повернулась к парням спиной. Ей было больно, конечно, больно, но она промолчала. Это раззадорило молодчиков.
– Темыч, это новый спорт у баб такой: в час пик в вагон залезут и трутся сиськами об мужиков. Тебе куртку почистить сзади не надо? Сейчас она протрет!
– Не обижай спортсменку; сиськи могут пригодиться и в трамвае, а, Борь?
– Эй, сисястая! А ну иди сюда! Ты нам нужна!
И тут Марина обернулась к парням… И величественным жестом откинула волосы с ушей.