… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Прицыкнет клыком в золотой коронке и у машиниста негромко спрашивает:
– Что, есть песочек сегодня?
После этого я начал в конце каждой смены вытряхивать песок из карманов робы – меня на золото не купишь! Тем более, что не знаю как превращать песок в презренный металл.
Толик со второй машины, когда увидел от чего я избавляюсь, очень удивился.
Но из него там точно золото изготовляли, а потом под видом алюминиевых отливок штабелевали в бурьяне
Точь-в-точь как слитки банковского золотого запаса, только алюминиевого цвета, для маскировки, конечно же.
Мастер мне почти прямым текстом об этом и сказал, когда мы с ним проходили мимо:
– Такая ценность, а никто не догадается поднять. Валяются тут.
А откуда и зачем на шахте по добыче камня алюминиевые слитки?
Что до кубиков, то это были души.
Пятая машина, где машинистом Гитлер, он же Адольф – ну, так его все звали – производила души людей.
Ваня, с первой, всё обижался, что в котловане, когда вытащат наверх его вагонки, то много кубика бракуют, а от Адольфа проходит всё подряд, хотя чуть ли не половина вывезенного на-гор'a с пятой машины – полный «бут».
Но, если вдуматься, так оно и есть – многие человеческие души с изъянами бывают.
И что парадоксально, его тёзка – Гитлер – столько душ загубил, а этот их тут штампует, пусть и с большим процентом брака, да ещё над Ваней посмеивается.
Для кого пилят души остальными машинами я могу только догадываться.
Архангелам? Демонам? Титанам?
Именно это больше всего меня и удручало – моё невежество.
Да, я чувствовал свою избранность, но оставался до слёз безграмотным избранным. Продвижение к пониманию шло наощупь, по наитию.
Иногда случались озарения, как в том случае, когда после смены я поехал на грузовике в Новую Дофиновку за съестным на завтрашний обед.
В кузове среди остальных находилась пожилая работница шахты с косынкой на голове. Грузовик как раз отъезжал от общежития и тут в дверях показалась бессарабка с ребёнком на руках.
– Ой, какая деточка-красавичка!– произнося эти слова, пожилая женщина в кузове распустила косынку у себя на голове и снова её завязала, но как-то уже по иному.
Домой я вернулся через поля вдоль лесополосы.
Я зашёл в свою комнату, но отдыхать не получалось – годовалая девочка бессарабской семьи захлёбывалась визжащим криком, а её мать, не зная как унять ребёнка, носила её по коридору – из конца в конец, качала на руках, приговаривала «а-а-'a!», но ничего не помогало.
Я плохо переношу детский плач, но общежитие не электричка, где можно перейти в другой вагон.
И вдруг мне вспомнилась как попутчица по кузову перевязала свою косынку на другой
Я вышел в коридор и молча, но упорно глядя на мать, вынул платок из кармана, расправил его и снова сложил, но уже на другую сторону, после чего вышел к колодцу.
Когда я вернулся, женщина стояла в коридоре и с благодарностью смотрела на меня; девочка у неё на руках была совершенно спокойна – на голове у неё появилась косынка завязанная узелком на лбу.
Бинго!
Но случались и осечки.
Петух, гулявший рядом с общежитием, не понял моих благих намерений и презрительно отвернулся от предложенных ему крупинок синьки, которую кто-то забыл на лавке перед входом.
Предложенная добавка к рациону птицы основывалась на добрых побуждениях и свежеприобретённом опыте – в тот день открылось мне, что сочетание синего и чёрного есть знаком силы: петуха с чёрным оперением синька сделала бы сверх-петухом.
А в том, что меня, как избранного, оберегают, я убедился, когда ко мне подкрадывался, явно не с лучшими намерениями, стеклянноглазый.
Есть три разновидности стеклянноглазых.
Те, у кого стеклянность сочетается с ярко выраженной прозрачностью – безвредны.
Они, конечно, одержимы, но используются всего лишь как орудия для получения информации – что тут и как – не более того.
Куда течёт эта инф'a, кто получатель?
Когдатошние жители Олимпа в своих нынешних оболочках.
Вторые, у которых муть в стекле, работают сами на себя – ищут где бы «кровцы испить», или как-то иначе подзарядиться из тебя.
– Там будет подземный переход для людей, но и нам тоже можно, – сказала мне одна из таких, приняв, как видно, за своего, когда в незнакомом и плохо освещённом районе ночной Одессы я спросил у неё как пройти к автовокзалу – излюбленной их кормушке.
Именно такие поджидали меня с разодранным бедром за дверью «Братиславы» и торопили женщину из раздевалки, чтоб меньше говорила, да поскорее выпускала б дичь – меня.
При прохождении медицинской комиссии для трудоустройства (задним числом, недели через две) кровь на анализ брали у меня в Вапнярке.
Захожу, а в кабинете кроме медсестры ещё сидит какая-то дама в штатском на кушетке; глаза с такой же вот мутью, а между губ, из уголка, свисает длинная гибкая трубочка.
Медсестра мне поясняет – это всего лишь зонд и дама тут не помеха..
Будто я по глазам не вижу, что это за дама и зачем она тут.
Медсестра, как водится, мне палец проколола и стиснула, а кровь, вместо того, чтоб каплей проступить, ударила вдруг высоким фонтанчиком, толщиной с иголку, как при сцеживании молока из груди женщины.