А теперь мы порвем Африку!

Зверев Сергей Иванович

Эфир был переполнен криками о помощи и страшными вестями:

– Памир. Окажите поддержку. Нас убивают. Славяне, помогите. У меня тут три десятка русских ребят. Пять «двухсотых». Мы же все русские…

Сердце сжималось в груди Великанова от того, каким тоном это было сказано. Но сделать он не мог ничего. В городе творилось светопреставление. Смерть кружила над Грозным, как штурмовик, орудуя своей косой направо и налево.

Душманы лезли на Великанова и его десантников, как бешеные крысы. Впереди шли обкуренные молодые чеченцы, которым было море по колено. За их спинами скрывались

опытные наемники. Хуже всего, что с двух точек, с пристрелянных позиций, лупили опытные снайпера. Нужно было что-то делать. Притом срочно!

Великанову показалось, что на крыше двухэтажного дома он засек одного снайпера. Так и есть. Снять бы его из гранатомета. Но «Муху» в помещении, где десантники держали оборону, не используешь. Всех бойцов изжарит реактивным хвостом.

Вздохнув поглубже, Великанов поднял с пола тубус «Мухи». Прочел сильно сокращенную молитву, всего из трех слов: «Господи, спаси и сохрани». И ринулся из укрытия. Присел на колено. Всадил выстрел из гранатомета точнехонько в позицию снайпера.

Что было потом, он не помнил. Говорят, что его снял второй снайпер. Да еще рядом рванула граната из подствольника. Результат – тяжелое пулевое ранение и контузия.

Очнулся он в полубреду. Долго его душа бродила в сумрачных краях между явью и реальностью, между жизнью и смертью. Но он выкарабкался. Он всегда выкарабкивался.

А когда пришел в себя и его сознание обрело прочную сцепку с действительностью, навалились новости. И с ними пустота внутри.

Он узнал, что, когда душманы выдохлись, понесли сокрушительные потери и федералы были готовы окончательно решить вопрос незаконных вооруженных формирований, основные силы которых скопились в Грозном, из Москвы припорхнул генерал с птичьей фамилией. Он в интервью принародно объявил, что русских солдат доблестные чеченцы вот-вот поведут по улицам города, как пленных немцев в Сталинграде, но он этот вопрос утряс по понятиям, и будет подписан справедливый и вечный мир с сепаратистами.

Такого заряда безответственности, цинизма, наглости и глупости даже в суровые 90-е видеть приходилось нечасто. Иудин мир был подписан под аплодисменты внешних и внутренних «доброжелателей и друзей» государства Российского. В общественном сознании при помощи средств массовой информации душманы быстро прошли стадии развития от бандитов до сепаратистов и, наконец, до гордых воинов национально-освободительного движения. Москва тут же продала по дешевке всех тех чеченцев, кто боролся за нее. По запросам правоохранительных органов Ичкерии (то есть легализовавшихся банд) милиция в русских городах стала отлавливать тех чеченов, кто воевал за Россию, и под видом преступников конвоировать в Грозный на растерзание. А Великанова списали из десанта по здоровью. Учли боевые заслуги. И нашли теплое место – в военкомате в родном городе. Живи да радуйся. Заведи себе домик на пяти сотках. Выращивай яблоки. Бери взятки. Чем не жизнь?.. Но ему это было не по душе.

А потом это безжизненное спокойствие вмиг рухнуло…

Прочь воспоминания. Надо жить сегодняшним днем. Вчерашним живут старики, а Великанов себя пока к таковым не относил.

– Сержант Уэбо! – крикнул он.

К нему подскочил рослый мускулистый сержант,

один из лучших воспитанников, неустанно прикрывавший ему спину во всех операциях.

– Продолжайте занятия вместо меня, – сказал Игорь сержанту, зная, что тот, польщенный доверием, выжмет всех до седьмого пота. – Вам в помощь сержант Кага.

Получив власть, негры всегда старались использовать ее на сто пятьдесят процентов, особенно если под их единоначалием оказывались представители других кланов.

Всё, сегодня расслабление. Слишком жарко и муторно.

Великанов, насвистывая привязавшийся мотивчик, отправился к себе в кабинет под защиту кондиционера. В холодильнике его ждал ящик холодного местного лимонада из смеси тропических фруктов.

Развалившись в кресле, он стал цедить через трубочку лимонад. Ему было не по себе. С утра его точил какой-то червячок. Предчувствие грядущих неприятностей. У кого-то шея их чует, у кого-то иная, более объемная часть тела. У Великанова возникал холодок в солнечном сплетении.

Интересно, в чьем обличье возникнут эти самые неприятности? Кто будет вестником перемен?

На плацу послышалось: «Смирно!» Судя по истошности приветственных криков и докладов, в часть нелегкая занесла какую-то шишку из Минобороны.

Великанов даже не напрягся, чтобы встать. Гадать не стал, кто принесет на хвосте дурную весть. Сейчас и так все прояснится.

– Колдун, однако, – шепотом оценил он свои способности, когда в дверь постучали. – Входите!

На пороге появился, пальцы на ремне, живот вперед на метр – полковник Лванга собственной персоной.

– Привет, белый брат, – улыбнулся он добродушно, протягивая руку-лопату.

Великанов приподнялся, пожал его ладонь и, плюхаясь обратно в кресло, кисло осведомился:

– Ну, что у нас плохого?

– А почему ты решил, что я с недобрыми вестями?

– Ты меня хочешь в этом разубедить?

– Пойдем прогуляемся. – Полковник обвел кабинет критическим взором – мол, не место для разговора. Великанов постоянно обшаривал все свои места пребывания в поисках прослушивающих устройств, но лучше, конечно, приватные беседы вести на свежем воздухе.

– Легко. – Великанов без всякого воодушевления застегнул форменную рубашку, поправил кобуру с «кольтом». Променад по африканской жаре – не самый лучший вид прогулок. Но что поделаешь – надо так надо.

На плацу проходил строевой смотр первой роты. Как говаривал незабвенный полковник Зуб: «Строевой смотр полка – это вроде конкурса красоты, но, конечно, поскромнее». В отличие от большинства других подразделений внешний вид бойцов крылатой пехоты более-менее соответствовал понятию военнослужащего.

На полосе препятствий тоже кипела жизнь. Сержант Уэбо к обязанностям своим отнесся с должной ответственностью. Пара солдат, которые, как ему показалось, нерадиво выполняли приказания, теперь занимались привычным стандартным упражнением – лечь, встать. Еще одного, особо ленивого, второй сержант самозабвенно и больно колотил по пяткам палкой. Когда жертва экзекуции вскрикивала от боли, ей доставалось еще больше со словами:

– Белый командир говорит, солдат терпеть должен.

Услышав это, Лванга широко улыбнулся: