А теперь мы порвем Африку!
Шрифт:
Раньше здесь был пыльный чердак, а теперь жилище, гордо называемое пентхаусом. Замаскированные видеокамеры контролировали лестничную площадку и лифтовый холл. Видеотехника – вообще любимая игрушка хозяина этих апартаментов. И источник средств его существования.
Замок был электрический. Медведь еще не успел протянуть руку к нему, как раздался щелчок. Оставалось только толкнуть тяжеленную стальную дверь.
На квартиру это походило мало. Ни переборок, ни комнат. Одно обширное помещение, не меньше двух сотен квадратов, заставленное в основном современной мебелью в космическом стиле хай-тек – низкие журнальные столики, огромные диваны, металл, пластик, царство черного и белого цветов. Вместе с тем пространство перегорожено какими-то
Фрамуга была приоткрыта, пропуская холодный зимний воздух и шум Ленинградского проспекта.
Владелец этих хором Жора Михельсон – пухленький, обросший жесткой шерстью от пят до подбородка бурундук лет тридцати, сидел, провалившись в бесформенное красное кожаное кресло, сжимая в руке пульт дистанционного управления. Он попытался резво и изящно вскочить, но не смог сразу выбраться из объятий кресла.
– Здравствуйте, Олег Владимирович, – с деланым радушием воскликнул он, расплываясь в такой честной, открытой и обаятельной улыбке, что сразу хотелось доверить такому человеку самое сокровенное.
– Привет, гаденыш, – в привычной манере поздоровался с ним начальник отдела Главного управления по борьбе с бандитизмом МВД России полковник милиции Олег Денисов, он же бывший командир диверсионной группы ВДВ, он же функционер «Пирамиды», оперативный псевдоним Медведь, он же куратор «Иерихона».
– Одни грубости от вас, Олег Владимирович, – состроил обиженную гримасу Михельсон.
– Да что ты? Ты мне дорог, Жорик, – хмыкнул Медведь. – Иначе ты бы давно отдыхал на городской свалке с арматурой в заднице.
Михельсон невольно горько скривился, как от ложки дегтя в огромной бочке сладкого меда, которой являлось все его существование.
Хозяин этих апартаментов зарабатывал на жизнь безумно мерзким и, следовательно, чрезвычайно высокодоходным делом – предоставлял услуги по растлению малолетних. Организовал он это предприятие тонко и с размахом. В числе его клиентов значились и форейторы бизнеса, и знатные политики, и высокопоставленные работники правоохранительных структур и спецслужб. Пока не столкнешься с этим, трудно представить, какие широкие слои общества поразил вирус растления, который, конечно, глубже всего разъел пресыщенную элиту. Дух захватывает от списка клиентов Жорика. И рука тянется к пулемету.
«Пирамида» вышла на Михельсона, когда осуществлялось противодействие одной многоходовой диверсионной экономической акции, затеянной израильской разведкой «Моссад». Ознакомившись с подвигами извращенца, горячие головы предлагали его грохнуть, вогнав в задницу арматуру, и выставить на всеобщее обозрение. Но это все эмоции. «Пирамида» редко борется с уголовщиной. Ее цель – глобальное цивилизационное противостояние и отстаивание своего места в истории. Удержать страну на краю. И не дать ей рухнуть в бездну. Хрупкое равновесие могло в любую секунду закончиться очередной катастрофой. В таких играх хороши все способы, мораль уходит даже не на второй план, а на такие задворки, которые и не разглядишь. Поэтому Михельсон стал информатором «Пирамиды», даже не подозревая, на кого работает. Считал, что на какую-то спецслужбу – то ли на госбезопасность, то ли на военную разведку, то ли на ЦРУ, хотя по большому счету ему это было до лампочки. Главное, что он не лежит на свалке с железным прутом в заднице. Кроме того, новые кураторы вытащили его из пары неприятных историй, фактически спасли жизнь. Ну а еще ему иногда даже перепадает от них кое-какая, а часто даже очень звонкая, монета.
Как и ожидалось, Михельсон оказался неисчерпаемым кладезем компромата. Отныне «Пирамида»
Но сейчас Медведя интересовала не российская элита, не банкиры и депутаты. Он вытащил из кармана и протянул Михельсону фотографию, на которой сытый, довольный, лощеный европеец сидел на капоте «Ягуара» и вздымал пальцы – виктория, победа.
Михельсон мазнул взором по фотографии:
– Чего-то не припомню.
Медведь кивнул. Без видимых усилий залепил Михельсону оплеуху, отчего хозяин пентхауса утонул в ласковых объятиях своего роскошного красного кресла. Потом стальные пальцы крутанули ухо растлителя так, что от боли из глаз брызнули слезы.
– Память вантузом прочистить, чмо зеленое? – Медведь улыбнулся широко и доброжелательно, с таким видом, как будто хотел откусить Михельсону голову. – Жорик, я все время борюсь с желанием тебя убить. Однажды я могу с ним не справиться. Не искушай меня.
О пошленькую цветастую скатерть, прикрывавшую низкий керамический стол, Медведь демонстративно вытер пальцы, которыми касался растлителя.
Вообще-то так грубо с агентами не обращаются. С ними нужно все больше ласково, гладить их по шерстке, даже если они омерзительны. Но Медведю не нужно было проявлять чудеса выдержки и артистизма. Он полностью владел Михельсоном. Это был его раб. И растлитель знал это…
– Начинаем заново, – Медведь плюхнулся на второе кресло – похожее на первое, но ярко-зеленое, в красную полоску. Ноги без затей положил на стол. – Это твой клиент?
Михельсон обиженно шмыгнул носом. Снова взглянул на фотографию:
– Вам бы все кулаками махать, Олег Владимирович. Ну не вспомню я так навскидку.
– Вспоминай, Жорик. Не томи. Подсказка зала. Это гусь заморский, не наш.
Михельсон занимался еще и таким выгодным дельцем, как секс-туризм в России. С участием детей в качестве гидов по столице. На Западе порядочному педофилу особо не разгуляться. Учитывая очень жесткое законодательство, там можно заработать тюремный срок даже за просмотр интернет-файлов с детской порнографией. А где оно, то самое желанное Эльдорадо для извращенцев, где их рай? Где еще наблюдается такое всеобъемлющее наплевательство по отношению к собственному населению и хаос, в котором можно творить что угодно? Есть, например, Юго-Восточная Азия – там вообще эти проделки за грехи не считаются. Но там детвора сплошь смугленькая, мелкая, больше напоминает обезьянок. То ли дело Россия – полно беленьких пупсиков, полное самоустранение государства от заботы о них. И странное равнодушие общества к моральному и психологическому изничтожению своих детей. Михельсон как-то проговорился, что у него иногда выстраивается очередь из родителей, которые хотят приспособить своих чад к выгодной работенке – проституции. При этом среди них далеко не все опущенные алкоголики и наркоманы. Есть вполне приличные и образованные молодые люди. Просто деньги очень нужны – в Москве столько мест, где их можно с толком потратить. А ребенок? Зря, что ли, его на свет произвели?! Пусть помогает родителям жить красиво!
Михельсон несколько минут провозился с компьютером, вводя разные коды. Еще с четверть часа, испытывая далеко не бесконечное долготерпение своего гостя, копался в файлах. И наконец выдал:
– Точно, он. Бывал один раз в Москве. Года полтора назад.
– Видеозаписи остались?
– Конечно, – гордо объявил Михельсон. – У нас с этим строго. Лежат в надежном месте.
– Через три часа жду тебя перед Большим театром. Приносишь видеозаписи. Все. Без исключения.
– Могу не успеть.