А теперь мы порвем Африку!
Шрифт:
Банкир ударил по тормозам. «Ситроен» тоже, вильнув как-то неумело, прижался к обочине и замер. Из него выкарабкался здоровенный, неуклюжий, невпопад машущий руками, плохо одетый небритый субъект в длинном мешковатом плаще. Он с горечью ощупал вмятину на крыле своей машины и заохал:
– Моя машина!.. Моя машина!
– Вы виноваты! – закричал банкир. – Вы на обгоне ударили меня!
Водитель затравленно посмотрел на него:
– Я же не хотел!
– Это вы объясните дорожной полиции!
– Не надо. У меня нет страховки, – затараторил на ломаном
– Еще лучше. Незаконный мигрант! Ты приехал в нашу страну с одной целью – разбить мой «Ягуар»!!!
Как хотелось Генриху Штайну вцепиться пальцами в эту щетинистую морду. Ярость требовала выхода. Он потянулся к мобильному телефону, чтобы вызвать полицию.
– Подождите, господин, – в голосе гастарбайтера зазвучали жалобные и униженные нотки просительного отчаяния. – Я заплачу! У меня есть деньги!
Он сунул в карман чумазую лапу, извлек тощую пачку бумажек и протянул банкиру. Тот брезгливо оттолкнул подачку.
– Это нормальные деньги! Чистые! Заработанные! – в глазах гастарбайтера мелькнула веселая искорка. – Я честно зарабатываю деньги. Я уважаемый специалист! Я фотограф. Посмотрите, какие я делаю хорошие фотографии!
Он вынул из нагрудного кармана фотокарточку девять на двенадцать и протянул банкиру. Тот еще более брезгливо отвел руку, бросив косой взгляд на фотку…
Сначала он не понял, за что зацепился взглядом. Мозг загрузил эту программу с трудом. Потом кинул еще один, уже более внимательный взор на фотографию, которую продолжал держать перед его носом нарушитель дорожного движения. И на Генриха накатила ледяная антарктическая волна.
– Неужели такая фотография не стоит царапины на машине? – воскликнул гастарбайтер.
– Вы… Ты… – Генрих Штайн потянулся к фотографии, потом вдруг неожиданно, как взбесившаяся лошадь, попытался лягнуть ногой «фотографа» по голени. Тот легко отпрыгнул, потом схватил банкира под локоть, надавив на какую-то болевую точку, так что рука тут же повисла бесчувственной плетью.
– Не стоит мозолить глаза честным бюргерам. Отъедем и обговорим все спокойно, по-дружески, – широко улыбнувшись, предложил гастарбайтер.
– Вы провокатор!
– Хуже. Гораздо хуже.
Сзади остановилась черная «Ауди-А8», из которой вышел мужчина, уселся в «Ситроен» и завел мотор.
Медведь, достаточно убедительно сыгравший роль гастарбайтера, провел пребывавшего в прострации банкира к «Ягуару», усадил на переднее место пассажира, сам сел за руль. И тронул машину с места.
Минут через пять он свернул с главного шоссе на объездную муниципальную дорогу. «Ситроен» проехал мимо, а «Ауди» прилипла сзади.
Машины остановились на площадке для отдыха водителей. Там стояли японская легковушка и огромный грузовик «Мерседес» с длинным прицепом. Как и положено в таких местах, там были лавки, клумба, автомат для продажи напитков и телефонная будка. В Европе это печальная необходимость. Земля вдоль трасс вся в заборах и цепях – частная собственность, шаг за ограждение –
– Ну вот, теперь поговорим спокойно, – сказал Медведь, распахивая дверцу «Ягуара» и вдыхая полной грудью прохладный воздух.
– Вы преступник. Вы похитили меня, – забубнил банкир.
– Я? Да что вы? Я попрощаюсь и забуду о вас навсегда. Даже деньги отдам за царапину на фюзеляже.
– Уходите, – пробурчал Генрих Штайн.
– Если вам фотки не нужны, я хоть порадую людей – кину их в Интернет. Заодно развлеку полицию.
Банкир судорожно сглотнул. И не смог выдавить в ответ ни слова. Он с трудом, но прочно, печенкой, постигал, в какой яме оказался.
– Для полиции у меня есть еще видеозапись, – продолжил развивать свою мысль Медведь. – А также полные данные на детей, которых вы развращали в России. И даже показания некоторых…
Генрих Штайн стал багровым, как грузное солнце, катящееся сейчас к закату.
– Думаю, вы знаете, за педофилию по законам вашей страны граждане караются даже в случаях, когда преступление совершено на территории другого государства, – тоном опытного лектора выдал Медведь. – Законы в Европе несколько жестковаты. Лет десять можно получить не напрягаясь… Правда, у вас тюрьмы комфортабельные. Сидеть легко.
– Вы не должны…
– Как правопослушный гражданин именно это я и должен. И я это сделаю.
Генрих Штайн насупился:
– Вы преступник.
– Нет. Это вы преступник. Представляете, десятилетия титанических усилий, работа, карьера, дом, «Ягуар», уважение окружающих, хорошие рестораны – все идет прахом. Остается камера два на три метра. И ненависть всех, кто вас видит.
Медведь выдержал театральную паузу.
Банкир встряхнул головой.
– Так нельзя. Это не может быть. Не может…
– Ну что будем делать? Учтите, самоубийство противоречит христианским заповедям и протестантской этике.
– Что вы от меня хотите?!
– Не так уж много, уверяю вас.
– Это грязный шантаж, – голос Генриха Штайна неожиданно окреп и приобрел обличающие нотки.
– Еще какой. А вы можете ему что-то противопоставить?
– Что вы от меня хотите? Деньги? Я много не могу дать. Мои накопления в недвижимости и акциях.
– Знаешь что, грязный извращенец. Засунь себе свои деньги в зад и кричи, что ты павлин! – произнес Медведь жестко. – Мне нужна услуга. Одна. До смешного мелкая.
– Какая услуга?
– Ознакомиться с содержимым ячейки клиента в региональном офисе «Вест-банка».
– Вы что! – замахал рукой банкир. Вбитые в него намертво профессиональные качества и запрограммированная с младенчества бюргерская добропорядочность подали голос и на миг перебороли ужас. – Это совершенно невозможно! Даже я не могу этого сделать!
– Клиент мертв. Ячейки вряд ли кто хватится… Выбор за тобой, вонючий боров. В случае отказа полиция тебе сильно рада. Давно не было громких дел…