А у нас во дворе...

Днем во дворе нашей многоэтажки суетится разнокалиберная ребятня. Вечером появляются степенные мужики. Отмывшись, поев после работы, они спускаются к дощатому столу. Вынимают из кармана домино, а заодно и бутылочку. Рассаживаются на дощатых же скамьях, разбирают черные костяшки с белыми точками – режутся в «козла»:

– «Три-четыре»…

– «Четыре-шесть»...

– «Три-пять»…

– Дуплюсь два раза...

– Проезжаю…

– «Шесть-два»…

– Рыба…

И

стучат костяшки, вскрикивают азартные мужики до самих сумерек, до тех пор, пока из окон не начнут выглядывать жены:

– Вася, домой!

– Петя!

– Се-ме-о-о-н!

Мужики задирают головы, морщатся, но подчиняются:

– Ну что, перекурим еще и по домам?

Домино укладывается в коробочку. Курящие закуривают. С минуту все молчат, смотрят на зажигающиеся звезды и огни в окнах квартир. Потом кто-нибудь тихонько скажет:

– А вот у меня была одна история…

Давно это уже было, можно и рассказать. Въехал я, значит, в новую квартиру в новый дом – настроение отличное. И тут ко мне на улице Ваня Березкин – знакомый по работе подходит:

– Ну, я тебя не поздравляю…

– Почему? – удивляюсь. Все меня как раз только и поздравляли. Напрашивались в новую квартиру в гости.

– Потому, – говорит, – сосед-то у тебя знаешь кто?

– Знаю, Манырин…

– Говно-мужик, – плюет Березкин.

– Ну и что? Мне с ним на одном толчке не сидеть… – шучу я, – у нас с ним вся жилплощадь раздельная. Только лестничная площадка общая…

– Так-то оно так, – качает головой Березкин, – но ты не понимаешь. Ты с ним раньше не сталкивался. А вот Кольке Федотову приходилось. Манырин у него в сменщиках был. Тоже вроде ничего общего, в разное время работали. А все какую-нибудь пакость этот Манырин устроит. То ключи от бытовки вроде случайно с собой унесет, и Колька его потом по всему району ищет. То вентиль оставит открытым, а Кольку не предупредит. Давление падает. Начальство Кольке по башке. А виноват-то Манырин…

– Ну, поговорили бы нормально.., – жму, значит, плечами.

А Березкин опять плюет:

– Поговоришь с ним… Надуется индюком, мол, образованный, а у самого, как и у нас с тобой – не начатое высшее. Но интеллигента корчит: параграфы, статьи начинает на пальцах загибать... С ним только один разговор, – Березкин обернулся, – в морду.

– Да ну? – морщусь я.

А Березкин кивает:

– Точно говорю. Это он понимает сходу. Вот только потом затаскает в милицию, в общественный комитет, в администрацию… Колька ему раз врезал. Еле от тюряги отвертелся. Правда, и Манырин ему больше пакостей не делает. Так-что, ты ему в морду, если что. Но без свидетелей, чтобы никто не видел…

– Да, ладно тебе, – с новой-то квартирой я добрый был, – чего уж вы из него монстра изобретаете. Видел я уже этого Манырина. Кругленький и в очках. Вежливый: поздоровался первым.

Приятный, по-моему, мужичонка…

– Во-во, – вздыхает Березкин, – смотри: я тебя предупредил…

Усмехнулся я, на том мы и распрощались.

Дело это было в среду. За четверг и пятницу я уж и думать забыл о том разговоре с Березкиным. Но в субботу вспомнил. После обеда взялся навешивать полки. Только с одной управился, как звонок в дверь. Открываю. На пороге сосед – Манырин:

– Вы молотком не стучите, пожалуйста, так громко. Я читаю научную литературу. И вы мне мешаете…

– Ладно, – говорю по-соседски, – постараюсь потише…

Хотя не с руки это в пол силы работать, медленно все получается и утомительно. Но постарался я. Не приходил Манырин больше. А вечером только я прилег, намаявшись, как за стеной: «Бу-у-у… Бу-у-у…». Стиральная машина. Думаю: «Сходить, попросить выключить». Но лень вставать. И ругаться не хочется.

Проворочался я до четырех, пока машина, наконец, не угомонилась. Заснул. А в шесть утра: шарах – музыка гремит, форменная дискотека. Подскочил я, соображая, что это случилось в такую рань да в воскресенье. А это опять же со стороны Манырина. И я вспомнил, что мне говорил Березкин. Все вспомнил.

Днем мы столкнулись с соседом на улице. Поздоровались. Я так спокойно интересуюсь:

– Это не у вас ли машина стирала заполночь?

Манырин мне также спокойно заявляет:

– У меня.

– А музыка с утра?

Он снова не отпирается:

– Тоже у меня.

Ну, я тогда предлагаю:

– А не могли бы вы стирать не так поздно и музыку включать не так рано?

А он мне так нагло:

– Не мог бы. Я всегда стираю поздно вечером по субботам и делаю физзарядку утром в воскресенье.

Только я рот раскрыл:

– А…

Как он мне:

– А если вы считаете, что все это я делаю слишком громко, то давайте пригласим комиссию и проведем экспертизу на предмет превышения децибел.

Я махнул рукой. Комиссии тут еще разводить. Привыкну в конце концов и к машине, и к музыке. Или к берушам. Это такие ватные штуки, которые от шума в уши вставляются.

А Манырин, похоже, просто мечтал о какой-нибудь комиссии. Не дождавшись моей, наслал свою. В один прекрасный день прихожу с работы, а меня возле двери три человека ждут. Предъявляют документы:

– Мы из санэпидемстанции. Жалоба пришла, что у вас антисанитарная обстановка сложилась. Угрожаете другим жильцам дома, – и давай шпарить по бумаге, – у вас: клопы, тараканы, мыши, вши, блохи, а также…

– Хватит, – понял я все, – заходите, посмотрите, убедитесь…

Комиссия прошлась пару раз по квартире и, не найдя вшей с клопами, извинилась:

– Работа у нас такая – должны реагировать…

Я вспомнил Кольку Федотова и сжал кулаки. Потом передумал:

– Нет, надо все-таки как-то по другому…