А в конце стоит парковочный столб
Шрифт:
Я дал ему честное слово, что Мадемуазель, едва мы его покинули, снова стала страдать своим старым кашлем.
Микки скорчил гримасу, сменил две свечи (они были поврежденными) и сказал:
— Чтоб вы до конца жизни были столь же здоровыми, как ваша машина.
Не зная, чем мне грозит этот отъезд, я уехал. На этот раз все длилось несколько дольше, прежде чем Мадемуазель настиг ее очередной приступ. Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову, но это не помогло. Я бросил машину и пешком
— Микки, — сказал я, — вы должны пойти со мной.
Микки побледнел и выражения, которые он употребил, не оставили грубости пожелать что-либо еще. Он же дважды проверял машину, кричал он, и если я что-то и понимаю в своем письме, то в машинах я на уровне алфавита. В конце концов, он внял моим мольбам и отправился со мной. Мадемуазель ждала нас у края дороги. Микки завел ее.
— Черт вас забери! — заорал он. — Машина работает, как часы.
— Да, сейчас, — произнес я, дрожа. — Но прокатитесь-ка на ней.
Мы проездили полчаса в настроении, близком ко взрыву. Хорошее самочувствие было только у Мадемуазели. Она мчалась, с невообразимой элегантностью описывая повороты, без труда набирала скорость при обгоне и вообще вела себя образцово.
Снова прибыли мы в гараж и Микки повернулся ко мне с выражением омерзения на лице:
— Истерия — опасная болезнь. Вам требуется лечение, а не машина.
— Микки, пожалуйста, поверьте мне! — я едва не упал в пыль перед ним. — Пока вы тут, машина не создает никаких трудностей. Но когда она понимает, что осталась со мной наедине…
— Чепуха.
— Сделайте мне одно одолжение, Микки, — прошептал я. — Скажите громко и отчетливо: "Будьте здоровы. До свидания", хлопните дверкой и сделайте вид, будто вы уходите. Но на самом деле присядьте где-нибудь неподалеку.
— Вы с ума сошли? — сердито отмахнулся от меня Микки. Он даже не захотел поменять какую-нибудь деталь.
С тяжелым сердцем поехал я домой. Некоторое время все шло хорошо. Но на улице Арлазорова все началось опять. Только на этот раз был уже не привычный кашель, а самая настоящая астма. Я развернулся в направлении мастерской. Между отдельными провалами зажигания готовил я речь для Микки.
— Я снова здесь, — сказал я, не выключая мотор. — Мадемуазель снова выкинула старый каприз. Послушайте сами, Микки.
И пока я так говорил — сначала я не хотел в это верить, но в этом не могло быть никакого сомнения — пока я еще говорил, Мадемуазель постепенно перешла на нормальный аллюр.
— Вы меня слышите, Микки? — прокричал я сквозь шум мотора. — Что я вам говорил? Надеюсь, теперь вы мне верите, Микки?
Тембр работы Мадемуазели был громким и равномерным. Звук двигателя даже напоминал музыку.
С тех пор так все и пошло. Если она слышит, что я говорю с Микки, она
Как-то ночью, когда я хотел выехать на своей машине с парковки, ко мне подошел хорошо одетый мужчина и сказал:
— Прошу прощения, но если вы хоть чуть-чуть попытаетесь сдать задом, вы повредите мне крыло.
— Не беспокойтесь, — сказал я, уважительно посмотрев на американский светоотражатель, стоявший на крыле его машины. — Я буду очень внимателен.
Хорошо одетый мужчина покачал головой:
— Дело в том, что как раз было бы очень кстати, если вы повредите мое крыло. Я ведь собираю повреждения.
Это звучало так необычно, что я вылез из машины, чтобы он рассказал мне все по порядку. Мой собеседник прежде всего разъяснил мне причину большой вмятины в крыше его автомобиля, напоминающей умывальную раковину:
— Я как-то врезался в светофор. Было ветрено, вот он и упал мне на крышу. Макс, хозяин автомастерской, которого я тотчас же разыскал, был настроен скептически. "Г-н доктор Векслер, — сказал он, — заниматься починкой такой мелочи мне просто глупо. Да и страховая компания вам это не оплатит. Вот когда вы еще пару раз повредите корпус, тогда и приходите". Вот он такой, Макс. И уж он знает, что говорит.
Мы присели на пока еще исправный капот его машины, и Векслер продолжил:
— Каждый страховой полис содержит параграф, в котором страхуемый обязуется сам оплачивать ремонт поломок до определенной суммы. В моем случае этот обязательный пункт составляет 230 фунтов. Но поскольку ремонт моей машины потянул бы только на 200 фунтов, то, стало быть, обращаться в страховую компанию было бессмысленным. Вот если бы я мог им продемонстрировать еще пару повреждений…
— Одну секунду, доктор Векслер, — прервал его я, — но ведь даже если бы вы повредили все крылья своей машины, вам все равно пришлось бы самому оплачивать первые 230 фунтов.
— Ах, уважаемый, — возразил доктор Векслер, — предоставьте это моему Максу.
Так я познакомился с этим учением, которое можно было бы с успехом назвать " максимализмом".
По-видимому, Международный профсоюз авторемонтников (штаб-квартира в Нью-Йорке) и Всемирная артель автовладельцев в Копенгагене заключили между собой тайное соглашение, согласно которому ремонтники представляют в страховые компании так называемые "причесанные" счета, в которых уже заложена сумма, оплачиваемая владельцем самостоятельно.