А в конце стоит парковочный столб
Шрифт:
— Спасибо вам! Вы сама доброта! Спасибо вам от всего сердца.
И Йоселе быстро вывел меня оттуда. Я только смог увидеть, как служака рухнул за свой пульт. Иногда следует хоть что-то сделать и для полиции. Две стороны одной монеты
Вообще-то обычно я всегда имею при себе запас монет по десять центов. Но однажды утром его у меня с собой не оказалось. Беспомощно стоял я перед грубым инструментом нашей технической эры — парковочным автоматом. Окажись сейчас рядом представитель какой-нибудь дорожной службы, мне бы это отсутствие обошлось в пять фунтов. Я попытался
— Десять центов? — произнес чей-то голос у меня за спиной. — У нас это найдется!
Я обернулся и узнал инженера Глика, рьяно рывшегося у себя в карманах.
— Вот! — И он сам опустил искомую монету в прожорливую щель. Я не знал, как его и благодарить. От немедленно предложенной ему двадцатипятицентовой монеты он отказался:
— Ах, оставьте. Не стоит благодарности.
— Если вы секундочку подождете, я сбегаю, разменяю, — настаивал я.
— Не смешите. Не будете же вы бегать по улицам, чтобы отблагодарить.
При этом он повернулся и ушел, оставив меня в тяжелом, подавленном настроении. Долги мне всегда были неприятны. Не люблю я это дело. "Не будете же вы бегать по улицам" — как это понимать? По каким улицам? Каким образом?
Чтобы действовать наверняка, я зашел по пути домой в цветочный магазин и послал г-же Глик десять красных гвоздик. Так полагается поступать джентльмену, если меня правильно информировали. К чему отпираться: я, конечно, ожидал хотя бы телефонного звонка от Гликов. Не то, чтобы этого особо требовал мой цветочный набор, но тем не менее…
Поскольку до наступления сумерек ничего не произошло, я поинтересовался по телефону в цветочном магазине о судьбе моих гвоздик. Да, все в порядке, цветы были вручены посыльным в 16 часов 30 минут. Я подождал еще час. Когда мои нервы уже натянулись до предела, я позвонил Гликам. К телефону подошел сам Глик. Мы поболтали насчет строительства нового порта в Ашдоде, о новом подоходном налоге и о всяких прочих новостях. Прошло четверть часа. Наконец, я не удержался.
— Да, кстати, — сказал я. — Ваша супруга получила цветы?
— Да. Так вот, свое мнение по поводу того, должен ли Эшколь давить на религиозников, я не поменяю. У него достаточно поддержки, чтобы…
И так далее, и тому подобное. Что происходит? Никакого сомнения, что мои цветы ничего не изменили. Когда этот дурацкий разговор, наконец, закончился, я рассказал о случившемся жене. Она совсем не удивилась.
— Конечно, — сказала она. — Даже мне было бы неудобно. Ну, кто сейчас дарит гвоздики? Это же самые дешевые цветы, которые вообще существуют на свете.
— Но я послал десять штук!
— Ну, еще бы! Это должно было произвести на Гликов неизгладимое впечатление. Теперь они нас будут считать скупердяями.
Я сжал губы. Меня можно было назвать кем угодно, но не скупцом. На следующее утро я пошел в ближайший книжный магазин, приобрел четырехтомник Уинстона Черчилля "История второй мировой войны" и послал его инженеру Глику.
Настал вечер. Никто не звонил. Я дважды набирал номер Гликов и дважды в последнее мгновение вешал трубку. Может быть, Глик не заметил, что получил от меня подарок?
— Невозможно, — заверил меня книготорговец. — Я вполне четко вписал его имя в сопроводительную карточку.
Прошло два дня, два ужасных, мучительных дня. На третий день мне прислали обратно четырехтомник
"Дорогой друг! Поймите же, наконец, что за помощь, оказанную Вам 15-го ноября с.г. в 9 часов, я не требую ни благодарности, ни вознаграждения. То, что я сделал, я сделал по доброй воле и из потребности протянуть братскую руку сотоварищу, попавшему в трудное положение. Вот и все. Уверен, что Вы на моем месте поступили бы точно так же. Самое большое вознаграждение — это осознание того, что я в труднейших условиях, в джунглях эгоизма и грубости, остаюсь человеком. Искренне ваш Глик. P.S. Черчилль у меня уже есть".
Тем не менее, моя супруга нисколько не удивилась, когда я показал ей это письмо:
— Ну, конечно! Есть вещи, которые нельзя компенсировать презренным металлом. Иногда даже незначительные знаки внимания стоят больше, чем самый дорогой подарок. Боюсь только, что ты этого так никогда и не поймешь, буйвол.
Что я никогда не пойму, что? И уже на седьмой день инженер Глик получил в подарок абонемент на серию благотворительных филармонических концертов. Вечером в день первого концерта я залег в засаду на углу улицы Губермана. Придет ли он? Он пришел. Они оба пришли. Инженер Глик с супругой соблаговолили посетить подаренный мною концерт. Переведя дух, я отправился домой. Впервые за многие дни я чувствовал себя свободным от тяжкого пресса, впервые я был снова самим собой. Ровно в десять вечера зазвонил телефон.
— Мы в антракте ушли, — сказал Глик и его голос звучал сухо. — Дрянной концерт. Дрянная программа. И дирижер тоже дрянной.
— Я… Я в отчаянии, — пролепетал я. — Простите меня, пожалуйста. Я думал, что это будет неплохо, правда. Я же только хотел показать, что за тогдашнюю вашу помощь…
— Ага, дружище, — прервал меня Глик. — То-то же. Давать — это тоже искусство. Кое-кто этому так никогда и не научится. Надо не размышлять и не рассчитывать, а отдавать от всего сердца или вообще не лезть в это дело. Позволю себе привести в пример самого себя — вы помните. Когда я увидел вас тогда, стоявшего в полном отчаянии перед парковочным автоматом, я мог бы с тем же успехом сказать себе: "Чего тебе беспокоиться, ты же не автовладелец, стоящий перед парковочным автоматом, и тебе не обязательно испытывать солидарность с другим хозяином машины. Поступай так, как будто ты его и не видел. Он же этого никогда не узнает". Но поступать так — не в моих правилах. "Вот человек в несчастье, — сказал я себе. — Ты нужен ему". И тут же — вы помните — тут же десятицентовая монета оказалась в прорези автомата. Маленький жест — и больше ничего. А вы…
Я готов был поклониться буквально до земли перед столь грандиозным гуманизмом. Маленький жест. Почему же, господи, у меня нет совершенно никаких способностей к маленьким жестам? Не раздумывая, не рассчитывая, только отдавать, отдавать от всего сердца…
— Глик абсолютно прав, — констатировала самая лучшая из всех жен. — Но сейчас уже, конечно, все абсолютно ясно. Сейчас нам нужно только избавиться от последствий концертного провала.
Всю ночь мы обсуждали, что нам следует сделать. Купить Гликам отдельную квартиру? Надежные ценные бумаги? Мы просто головы себе сломали… Наконец нам вспомнилось мимолетное замечание инженера о спасительном случае. Как уж он там в своем поучительном монологе-то сказал? У меня нет машины, вот что он сказал.