А я леплю горбатого
Шрифт:
— К сожалению, у меня были дела, и я не могла поговорить с вами раньше. Что-то случилось?
— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась Оксаночка и затараторила еще быстрее:
— Уже весь город знает, что убит Владимирцев, а вы спрашиваете, что случилось! Ольга Юрьевна, кажется, вы этим делом занялись. Скажите, что нового? Алексей Владимирович волнуется, что в свете этих событий его интервью может быть истолковано превратно.
— На этот счет не волнуйтесь и передайте Алексею Владимировичу, что без согласования с ним ни одно слово из нашего интервью опубликовано не будет, — заверила я, все больше понимая, как же надоела мне эта вертихвостка
— Так вы этим делом занимаетесь или нет? — снова поинтересовалась Рощина, видимо, не желая терять свой имидж назойливой и пустой девицы.
— Оксана, по-моему, мы с вами все выяснили насчет интервью, а сейчас мне очень некогда. До свидания.
Не давая ей опомниться, я положила трубку. Вообще-то я бы даже не удивилась, если бы она тут же перезвонила еще раз. Но судьба сжалилась надо мной, а телефон удивил поразительным спокойствием. У меня от этого разговора или, может быть, от быстрого глотания непережеванных как следует кусков пиццы совершенно пропал и аппетит, и остатки хорошего настроения. Буркнув: «Ничего себе, веселенькое Рождество», — я ушла в свой кабинет. За моей спиной раздался сдавленный шепот Мариночки, не добавивший мне оптимизма:
— Ну, и чего так расстраиваться? Не последний же праздник в этом году — Старый Новый год скоро будем отмечать.
— Д-да, всякое бывало, — немного замялся Сосновский, когда я по телефону спросила о состоянии здоровья его шефа. — Понимаете, Геннадий Георгиевич не любил распространяться о своем самочувствии, чтобы лишний раз не волновать Ингу Львовну. Но на самом деле у него и правда иногда сердечко пошаливало.
«Вот те раз! — удивилась я, стараясь сохранить на лице бесстрастную маску. — Выходит, не был Владимирцев таким уж здоровым, каким хотел казаться. Конечно, беречь любимую жену от лишних волнений — это похвально, но надо же было и о себе думать!»
Слова Ярослава не только не пролили света на уже известные факты, а, наоборот, еще больше запутали следствие.
— По-моему, кто-то еще должен знать о проблемах Владимирцева со здоровьем, — вставил Кряжимский, как только я посвятила его в курс дела. — Кроме того, убийство и так слишком явно было похоже на сердечный приступ, чтобы секретарь сейчас начал что-то сочинять. Мне кажется, этим он сразу же навлекает на себя подозрение.
— Сергей Иванович, может быть, стоит спросить у Елены Кавериной? — предложила я. — Два свидетеля — всегда лучше одного. Впрочем, — тут же осеклась я, — если бы у Владимирцева действительно были проблемы с сердцем, она рассказала бы нам об этом раньше.
— Так ведь мы же с нею об этом не говорили, — напомнила Маринка, — а при подруге она вряд ли стала бы распространяться. Оль, позвони на всякий случай, — пододвинула она телефон ближе ко мне.
Чтобы не ломать голову напрасными заботами, я набрала номер сотового Кавериной.
— Знаете, Ольга Юрьевна, я не хотела при Инге говорить, но вообще-то однажды Геннадию Георгиевичу сделалось плохо…
Я об этом случае вспомнила случайно: недели две назад мы возвращались из какой-то поездки по области, и прямо у нас на глазах произошла автомобильная авария. Конечно, мы оказали первую помощь, вызвали «Скорую», причем Владимирцев помогал пострадавшим вместе с остальными, но, когда все было закончено, у него случился сердечный приступ.
— Разве такое бывает? — засомневалась я.
— Врачи объяснили, что сначала он был в шоковом состоянии и почти ничего не понимал, «на автопилоте» был. Когда
— Скажите, а кто был с вами в этой поездке? — поинтересовалась я.
— Все это как раз Геннадий Георгиевич организовывал: ознакомительная поездка по районам области с целью дальнейшего распределения финансовых средств. Конечно, Владимирцев захотел ехать со своим шофером, хотя и не на служебной «Волге», а на «Газели». Еще нас сопровождал секретарь Ярослав Сосновский — очень толковый молодой человек, он заменил собой всех остальных помощников. Ну и еще, конечно, я и несколько депутатов: Кононов, Журавлев, Мефодиев…
Зафиксировав новые имена, я попросила Каверину как можно подробнее охарактеризовать этих людей и их отношения с погибшим Владимирцевым. «Так, с ними он не имеет общих интересов. А этот сейчас во Франции отдыхает и не может быть причастен. Шофер, по словам Инги, очень порядочный и преданный, Ярослава тоже взяли с собой не за красивые глаза. С Кононовым у Владимирцева были отношения ровные и даже почти дружеские. Сама Каверина… — остановилась я. — Над этим надо подумать».
Глава 4
Утро началось для меня с дикой головной боли. «Кто бы мог подумать, что работа отнимает так много сил и здоровья?» — вспомнила я слова одной своей знакомой, которая понятия не имела о том, чем на самом деле занимаются журналисты. Она-то, бедняжка, думала: сидим мы целый день в своих кабинетах и в окно пялимся от скуки или в компьютерные игры режемся. На самом же деле очень редко выпадали моменты, когда мы просто плюем в потолок. Нормальный же ритм работы редакции был довольно напряженным. Обычно Виктор допоздна засиживался в своей фотолаборатории, печатая снимки для очередного номера «Свидетеля», Кряжимский занимался подбором материала, а я пыталась уладить все организационные вопросы, договариваясь с издательством и распространителями.
Мариночке обычно «выпадала честь» отбиваться от всяких маньяков и просто слишком мнительных людей, которые осаждали наш офис в надежде на то, что мы найдем и пропавшего котенка, и отгоним духов почивших предков, и еще что-нибудь подобное сделаем…
Настроение после вчерашнего у меня ничуть не улучшилось: всю ночь мне снились кошмары с электрошоком на фоне физиономии Оксаночки Рощиной. Чтобы хоть немного поднять жизненный тонус, я выпила сладкий кофе с шоколадкой, который незамедлительно свою функцию выполнил.
— Не спишь? — услышала я в трубке подозрительно жизнерадостный голос Виктора. — У нас гости, приезжай скорее.
— Какие гости? — удивилась я.
— Из милиции. Данильченко. На этот раз я понимала, что говорить много по телефону да еще в присутствии посторонних фотограф просто не мог. Но и мучиться от неизвестности тоже долго не могла, поэтому тут же начала собираться на работу. «Этого только для полного счастья нам и не хватало», — обреченно подумала я, стараясь добраться до редакции как можно скорее, по минимуму нарушив правила дорожного движения. Обычно с половины восьмого на улицах Тарасова начинают образовываться «пробки», так что лавировать между машинами становится все труднее с каждой минутой. Впрочем, меня это даже не раздражало — неприятности, происходящие изо дня в день, вскорости начинаешь воспринимать как данность.