«А» – значит алиби
Шрифт:
Двое парней за соседним столиком с любопытством оглянулись на нее.
– О Боже милостивый, – приговаривала она хриплым шепотом.
– Давай-ка пойдем отсюда, – предложила я, взяв ее вещи в охапку и оставив на столе деньги по счету – явно больше требуемой суммы. Поддерживая Диану под руку, я подталкивала ее к выходу.
Когда мы добрались до автостоянки, она уже слегка пришла в себя и воскликнула:
– Господи, простите меня! До сих пор не могу поверить, как меня угораздило совершить ту трагическую ошибку. На мне теперь всегда будет висеть груз вины.
– Все в порядке, – успокоила
– Прямо не верится, – проговорила она, снова расплакавшись, и пристально взглянула мне в глаза. – Я ведь подумала, что вам все известно, что вы все уже раскопали. Иначе бы никогда не призналась. Я ужасно себя чувствовала все эти годы.
– Как тебе вообще пришло в голову брать всю вину на себя? Если уж кто-то решил проникнуть в дом, он все равно выпустил бы собаку. Или убил ее, обставив все как несчастный случай. Подумай, кто бы отважился забраться по лестнице в присутствии разъяренной немецкой овчарки, которая бешено лает и хрипит? – сказала я.
– Не знаю, не знаю... Может, и так. Но это был отличный сторожевой пес. И если бы тогда он оказался дома, злоумышленник вряд ли что-нибудь смог бы там сделать.
Она глубоко вздохнула, высморкалась в измятую салфетку и продолжила:
– В те дни я вела себя просто безответственно. Мне всегда очень доверяли, и это только все затрудняло, потому что я побоялась сказать им правду. И никто, кроме меня, не догадался связать между собой смерть отца и гибель собаки, а добровольно я признаться не решилась.
– Послушай, все давно закончилось, – возразила я. – Что сделано, то сделано. Не стоит убиваться до смерти. Ты же это сделала ненамеренно.
– Знаю, но результат ведь получился тот же самый, понимаете? – возразила она срывающимся голосом, а из уголков прищуренных глаз по щекам опять покатились слезы. – Он был такое дерьмо, а я его так безумно любила! Знаю, Грег ненавидел его за бесконечные придирки, а я считала отца необыкновенным человеком. И мне наплевать, кого он там трахал, такой уж у него имелся недостаток. Просто вся его жизнь оказалась очень запутанна.
Именно так и было.
Промокнув глаза бумажной салфеткой, она опять глубоко вздохнула и вытащила из сумки пудреницу.
– Почему бы тебе сегодня не отложить урок и не поехать домой? – спросила я.
– Наверное, я так и сделаю, – согласилась она, разглядывая себя в зеркало. – О Боже, настоящее чучело! В таком виде лучше нигде не появляться.
– Прошу прощения, что задела эту тему. Мне очень неловко... – сказала я.
– Нет, все в порядке. Никакой вашей вины здесь нет. А только моя. Думаю, теперь я просто обязана все рассказать своему психиатру. И он, по обыкновению, определит мое состояние как катарсис. Ведь он просто обожает такую чепуху. И скоро об этом, наверное, уже все узнают. Господи, вот и все, что мне надо.
– Послушай, Диана. Может быть, мне придется рассказать, а может, удастся и промолчать о том, что ты здесь сообщила. На самом деле я еще не знаю, как обернется расследование, но, думаю, это не должно иметь для тебя особого значения. Потому что,
– Возможно, так оно и есть. В любом случае спасибо, что вы это сказали. Мне все-таки будет легче. В самом деле. Я даже не осознавала, каким тяжелым грузом лежит на мне это воспоминание, и только сейчас поняла.
– Ты теперь действительно в порядке? – поинтересовалась я.
Кивнув в ответ, она слегка улыбнулась.
Наше прощание заняло еще несколько минут, после чего Диана направилась к своему автомобилю. Проследив, как она вырулила со стоянки, я положила на заднее сиденье альбом, который она передала для Колина, и включила зажигание. Фактически, хотя я и пыталась ее и себя переубедить, Диана, вероятно, все же была права: если бы в доме находилась собака, посторонний бы туда не забрался. С другой стороны, был бы пес внутри дома или снаружи, живой или мертвый, все это вряд ли повлияло бы на судьбу Либби Гласс. Но по крайней мере первый фрагмент мозаики-головоломки занял свое место. На первый взгляд это не бог весть какое достижение все же позволяло установить примерную дату проникновения убийцы в дом, если, конечно, он подменил лекарство именно таким путем. Меня не покидало ощущение, что я заполнила в этом деле первую чистую страничку. Выбравшись на скоростную магистраль, проходящую через Сан-Бернардино, я рванула в сторону Лос-Анджелеса.
Глава 16
Добравшись до "Асиенды", я зашла в офис мотеля, чтобы проверить телефонные сообщения, пришедшие на мое имя. Орлетт вручила мне четыре телефонограммы, и три из них были от Чарли Скорсони. Опершись локтями на конторку, Орлетт поглощала какое-то печенье с липкой темно-коричневой начинкой.
– Что это ты жуешь?
– Взяла в диетической закусочной "Тримлин", – ответила она. – Всего шесть калорий в одной штуке. – Часть начинки прилипала у нее к зубам, словно зубная паста, и она проводила пальцем по деснам, отправляя вязкую массу обратно в рот. – Глянь-ка на этикетку.
Клянусь, во всей этой продукции нет ни одного натурального компонента. Молочный порошок, гидрогенерированный жир, яичный порошок и еще целый список всяких химических реактивов и добавок. Но знаешь что?
Я давно заметила: подделка вкуснее, чем натуральная пища. Ты сама не обращала на это внимание? Такова реальность. У обычной пищи слабый, незатейливый вкус. А если взять помидоры из супермаркета, об их вкусе можно сложить целую поэму, – сказала она и затряслась от смеха.
Я пыталась разобраться в своих телефонограммах, и Орлетт мне здорово мешала.
– Думаю, даже мука здесь искусственная, – продолжала она. – Говорят, что в дешевой еде совсем нет питательной ценности, но кому нужны эти калории? Мне нравится, если их вообще нет. Это позволит мне избежать лишнего веса. Твой Чарли Скорсони просто достал своими звонками. Сначала он звонил из Денвера, потом из Тусона, а вчера вечером уже из Санта-Терезы. Хотела бы я знать, чего ему надо. Голос у него в общем-то приятный...
– Пойду к себе в номер, – оборвала я ее трепотню.
– Ладно. Будь здорова. Если захочешь перезвонить своим абонентам, шепни мне, и я тебя соединю.