А. А. Алябьев
Шрифт:
Показательно, что на следствии по делу о восстании 14 декабря обвиняемых пристрастно допрашивали по поводу «крамольных» рылеевских песен, таких, как «Ах, тошно мне в родимой стороне» и «Ах, где те острова». Рылеев не отрицал, что песни эти он передал для распространения декабристу Матвею Муравьеву-Апостолу, а князь Е. П. Оболенский заявил на допросе, что подобные, как он выразился, «пародии (очевидно, в смысле «подражания».— В. Т.) на русские народные песни были действительно предлагаемы как средство к раскрытию умов простого народа».
Следственная комиссия располагала достаточными сведениями о том, что подобные «крамольные» песни,
Примечательно, что автором такого рода произведений с явно политической окраской был юный лицеист Пушкин, создатель сатирических куплетов явно «крамольного» содержания. Большим успехом в лицейском кружке пользовались хлесткие куплеты Пушкина «С позволения сказать»:
Надо всем, друзья, признаться, Глупых можно тьму сыскать Между дам и между нами, Даже, даже... меж царями, С позволения сказать.Классическим выражением характерных особенностей передовой художественной культуры эпохи с ее национальным складом, высоким гуманизмом, вольнолюбивыми устремлениями явилось творчество величайшего русского поэта («Пушкин был совершенным выражением своего времени». — Белинский). Поэтому нередко всю эпоху называют пушкинской.
Все творчество Пушкина пронизано духом народности. Пушкин, по определению Горького, первый обратил внимание на народное творчество и ввел его в литературу. Пушкин — один из первых, если не самый первый русский поэт, начавший записывать и собирать народные песни. Его пленили песни о Степане Разине, которого он считал «самым поэтическим лицом русской истории». Созданные Пушкиным три песни о Степане Разине — «Как по Волге-реке, по широкой», «Ходил Стенька Разин», «Что не конский топ, не людская молвь» — образцы глубокого проникновения поэта в дух русского народного эпоса. Издание этих песен было запрещено шефом жандармов Бенкендорфом.
В русле пушкинской поэзии родились лучшие художественные произведения литературы, живописи, музыки. Особенно велико значение пушкинской традиции в развитии вокальной музыки. Глубина содержания, богатство и разнообразие форм вокальной музыки в ее наиболее ярких проявлениях обусловлены могучим влиянием пушкинской поэзии.
Алябьев — один из первых композиторов, обратившихся к пушкинской поэзии. Созданные им музыкальные образы, вдохновленные поэзией Пушкина, принадлежат к высоким образцам вокального творчества его времени. Несомненно, что романсы Алябьева на стихи Пушкина — лучшее до Глинки воплощение пушкинской поэзии в музыке.
Значительный интерес представляет история происхождения первенца алябьевской пушкинианы — романса «Слеза» на слова одноименного «гусарского стихотворения» поэта.
Стихотворение это написано Пушкиным в 1815 году, когда юный лицеист и его ближайшие друзья Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер часто встречались с офицерами лейб-гвардии гусарского полка, стоявшего в Царском Селе. Опубликовано же оно было впервые только в 1824 году в альманахе В. Одоевского и В. Кюхельбекера «Мнемозина» с музыкой М. Яковлева. Задолго до этого стихотворение распространялось «в списках». Текстологические исследования приводят к бесспорному
Пушкин, его поэзия — спутник творческого вдохновения Алябьева на протяжении всего жизненного пути композитора. Годы сибирской ссылки насыщены пушкинской тематикой. Это лирический пейзаж «Зимней дороги» и элегическое «Предчувствие», «Пробуждение» и «Я помню чудное мгновенье». В кавказской ссылке прозвучали такие проникновенные создания, как романс «Я вас люблю» или «Увы, зачем она блистает минутной, нежной красотой». На склоне лет, в конце 40-х годов, получив разрешение жительствовать в Москве с тем, «чтобы не показываться в публике», Алябьев завершил пушкинский «цикл» романсом «Я пережил свои желанья, я разлюбил свои мечты».
Музыкально-драматические сцены по поэме «Кавказский пленник» Асафьев называет «музыкально-лирической транскрипцией» и расценивает ее как первую попытку интерпретации пушкинской поэмы, принадлежащей выдающемуся лирическому таланту А. Алябьева, автору «Соловья» и множества других романсов, среди которых «пушкинская серия занимает особое место благодаря своей непосредственной близости к эпохе поэта».
Вот эта «непосредственная близость к эпохе поэта», отражение настроений передовой части русского общества, встревоженной событиями «войны и мира и воздействием смен умозрений, порожденных лучезарной эпохой декабризма...» (Асафьев), позволяет назвать Алябьева певцом пушкинской поры.
Расцвет пушкинской темы в творчестве Алябьева происходил в последекабристские десятилетия, в мрачную пору русской действительности, когда, как писал Герцен, «одна лишь звонкая и широкая песня Пушкина звучала в долинах рабства и мучений, эта песня продолжала эпоху прошлого, наполняла мужественными звуками настоящее и посылала свой голос отдаленному будущему. Поэзия Пушкина была залогом будущего и утешением».
Лирика Алябьева, рожденная декабристским направлением русского искусства, вдохновленная творениями великого поэта, была художественным выражением передового мировоззрения эпохи.
Ярко выраженное пушкинское начало в творчестве Алябьева, наряду с другими чертами оригинальной, сильной творческой личности Алябьева, ставит его в ряд выдающихся художников знаменательной эпохи в развитии русской музыки, возглавленной («Пушкиным в музыке» — великим Глинкой.
Русские композиторы, начиная с Алябьева и его великого современника Глинки, грядущие поколения русских музыкантов вплоть до наших дней видели и видят в Пушкине великого национального поэта, выразителя лучших народных чаяний, певца свободы, врага рабства и тирании.
Обращение Алябьева в последние годы к социальной лирике, навеянной поэзией Огарева, переходит за исторические грани собственно пушкинской эпохи. Но ведь в недрах романтизма и создавались реалистические традиции Пушкина. Они и вели литературу вперед — к Лермонтову, Гоголю, Герцену и Некрасову.
Биография Алябьева — яркая и трагическая страница летописи русской музыкальной культуры, пожалуй, и русской общественной жизни.
Преследования, которым подвергался Алябьев до последних лет жизни, все мытарства, лишения, страдания, выпавшие на его долю, не сломили творческую волю композитора.