А. А. Прокоп
Шрифт:
Тускло горел на стене в комнате Калинина маленький светильник. Открытая рама пластиковая окна не справлялась с сигаретным дымом. Налитая в хрустальный фужер крепкая настойка оставалась почти не тронутой.
Человеческий грех — бездна. Глубокий омут, не имеющий дна. Религия — чудо. Путь её праведная тропа. Резников проводник на этой тропе, он квинтэссенция священного. Кто сказал, что борьба окончена? Кто, как не я знает об этом. Только отпусти вожжи, вырвется демон одурения. Тут же задурманит бес мозги недалеких, укажет им путь к мнимой свободе. Не дай господи им почувствовать, что они тоже могут быть людьми.
Калинин вспомнил свой
Но это было вчера. Сейчас всё изменилось и очень скоро крупинка тоже может вырасти…
Калинин уснул сидя в кресле. Поднялся через час. Не отрываясь ото сна, перебрался на диван. Продолжил сон, пока хмурое дождливое утро не возникло в не зашторенном окне, напротив его дивана.
Погода не изменила себе и через полтора часа. Калинин с неприязнью смотрел на темное облачение небесного свода. Мелкий моросящий тоненькими почти незримыми каплями, дождик оседал на его серой куртке, оставался микро каплями на поверхности черных туфель. Желание ехать на своём авто у Калинина не появилось, ни при пробуждении, ни после. Сначала он хотел проехать пару остановок обычным транспортом, но передумал и, хотя погода настаивала на использовании маршрутки, Калинин всё же пошел пешком. Не торопясь, выкурив сигарету, он оказался во дворе управления, где остановился, чтобы выкурить на свежем воздухе ещё одну сигарету. Простоял он совсем недолго. Дождь потихоньку исчез. Поднявшись на крыльцо Калинин, обратил внимание на стоявший автомобиль с характерной раскраской. За рулем сидел молодой парень в форме, но не он привлек внимание Калинина, а тот, что находился рядом с водителем. Такой же по возрасту, только он истерически смеялся, подпрыгивал на месте, рассказывая коллеге какую-то, по всей видимости, очень смешную историю. Незримая волна раздражения накрыла Калинина, подступила к самому горлу, а тот всё продолжать ржать.
— «Кто ты? Что ты из себя представляешь? Ты полный нуль — абсолютный нуль, без всяких дополнений и определений. Из ничего вышел в ничто уйдешь. Какой позор, господи какой позор! Ему доверили форму, должность и что это? Чего тогда мы все хотим. Впрочем, Гопиенко недалеко от него ушёл».
Калинин разговаривал сам с собой. Внутри него всё бурлило. Он и сам не мог понять, что вызвало в нём такую реакцию, такое неистовое раздражение. Всё что он видел, было обыденным, даже чересчур обыденным, и никакая форма и должность к этому отношения не имеют никоим образом. Всё — это нормально, да и отрывок никогда не станет целым. Нельзя кого-то судить по одному моменту.
— «Что со мной?» — спросил Калинин теперь у самого себя.
Волна схлынула с него. Оставила в покое, но при этом он физически ощутил, как покраснело у него лицо и где-то внутри кровь, сильнее надавила на сосуды.
— «Ерунда полная ерунда и всё же».
Калинин прошел турникет с дежурным. Захлопнув
— «Нет — это не чушь, совсем не чушь. Это куда страшнее. Отсутствие мысли пустые головы, вот что — это».
В его голове появились чинные образы двух офицеров в жандармской форме. При золотых погонах начищенных сапогах. Дуновение времени заставило Калинина почувствовать запах ушедшей эпохи, услышать обрывки фраз, которые звучали между незнакомцами. От этого у него закружилась голова, — и он чуть не упал прямо на лестнице.
— Что с вами Дмитрий Владимирович — испуганно произнесла идущая позади него молодая девушка.
— Всё нормально — он хотел назвать ее по имени, но к огромному стыду, не смог вспомнить, как её зовут и даже из какого она отдела.
— Дмитрий Владимирович вам звонил какой-то Резников. Я его не понял. Что нужно человеку. Говорит таким тоном, как будто ему здесь богодельня, а он главный городской меценат — вместо приветствия произнёс Гопиенко, вертясь на офисном черном кресле.
— Ты когда такие слова выучил? Меценат, богодельня — серьёзным, даже злым тоном произнёс Калинин.
— А что? — удивленно, уставившись на Калинина, спросил Гопиенко.
— Дурак ты, мать твою, в задницу. Ты не знаешь — кто такой Резников, — и кто такой ты? — взорвался Калинин, ему хотелось долбануть Гопиенко сверху, пришибить, как никчёмную навозную муху.
— Нет, не знаю, Дмитрий Владимирович — Гопиенко тут же пересел за боковой стол, приняв вид раскаявшегося ученика.
— Так-то лучше — произнёс Калинин, заняв свое рабочее место.
Калинин смотрел на телефон. Гопиенко уткнулся в экран своего телефона. Так прошли две минуты. Телефон на столе Калинина зазвонил. Гопиенко подпрыгнул на кресле.
— Это видимо опять Резников — прошептал он Калинину, когда тот поднёс руку к трубке телефона.
— Калинин слушает — произнёс Калинин, его голос показался Гопиенко каким-то загробным слишком глухим.
— Здравствуйте Дмитрий Владимирович, вас беспокоит капитан Резников. Хочется узнать, как продвигается поиск убийц господина Афанасьева. Вы конечно не должны передо мной отчитываться, но я думаю, что вам и самому захочется немного со мной поговорить.
— «Вопиющая наглость» — пронеслось в голове Калинина, перед тем как он ответил.
— Дело, можно сказать, закрыто — ответил вслух Калинин. Гопиенко вылупился на него, по всей видимости, не соображая какое дело, было закрыто и, от чего он не знает об этом.
— А как же местный житель по имени Денис — рассмеялся Резников.
Калинин почувствовал прилив жара по всему телу. Появилась предательская пульсация в висках.
— Вы капитан хорошо знаете, что этот несчастный не имеет никакого отношения к убийству Афанасьева.
— Откуда мне знать. Дело ведете вы, а не я. Я просто предположил, как бы исходя из своего большого опыта в подобных делах.
— Меня интересует Емельянов — неожиданно произнёс Калинин.
— Степан? — переспросил Резников, как будто не знал точно, о ком идёт речь.
— Да Степан — подтвердил Калинин.
— Думаю, что вы зря тратите время, хотя если ваш интерес обусловлен чем-то другим, а не только делом Афанасьева, тогда ваш интерес вполне оправдан. Скажу даже больше. Он необходим вам господин капитан.
Калинин не стал поправлять Резникова и продолжал просто молчать.
— Что вы молчите господин капитан? — спросил Резников.