А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… -
Шрифт:
На днях, будучи в Питере, я узнал, что в канун 300-летия города на Неве Витюне присвоили генерала. Вот так-то.
Все остальные насмешники так в штаб-офицерах и остались (а половина – вообще на пенсии). И поделом им, марионеткам (нравилось, помню, Витюне это слово, хотя смысла его он не знал).
А чтоб, не дай Бог, Витюня не обиделся, не стану упоминать, на каком флоте он «управляет».
Иван Геннадьевич Храбров
Храбров Иван Геннадиевич, лицо, слава богу, понятной национальности. Родился в 1962 в Грозном, учился в Петергофе, служил на Камчатке, работает на развалинах ЧАЭС (но ЧАЭС – это не его работа!). Годы службы вспоминает без особого удовольствия (не для того она существует), но с приятным чувством сопричастности к славным, без иронии, делам Военно-Морского Флота, поскольку завещанное прадедами уважение к себе считает одной из лучших черт русского человека.
ЖИВОПИСЬ, РАССКАЗАННАЯ С ПОХМЕЛЬЯ
Заголовок должен быть. Тут я немного подумал и после слова «быть» аккуратно поставил точку, поскольку дальнейшие рассуждения излишни.
Хороший заголовок – все равно что хорошая фамилия: ибо если ты, к примеру, Зловунов, то и кончишь свои дни в стенах заводского парткома в светлых рядах строителей фановых систем. Зато если ты, к другому примеру, Зловоньев, то быть тебе капитаном 1 ранга, известным писателем инструкций и любителем пляжных красавиц.
Вот только не пытайтесь заставить меня давать объяснения, почему так. А потому. Жанр позволяет. Можете меня поздравить – только что изобрел новый жанр, а клавиатура – как жена подводника, все стерпит.
Итак, живопись бывает двух типов: живопись и выжопись.
По поводу второй можно рассказывать бесконечно, но это уже другой жанр.
Зато первая, надлежащим образом преподнесенная после утреннего построения за литровой кружечкой чая где-нибудь на укромном боевом посту, не имеет аналогов в мировой литературе, поскольку являет собой шедевр устного творчества коллектива героев-подводников, зарисованный с реально существующего придурковатого цирка, каковым является вся наша жизнь в обоих положениях – подводном и надводном.
Но вот про достоверность описания секретных систем и вооружения (и вообще про достоверность, особенно касательно живописи) на флоте спрашивать не принято.
А что вы хотите видеть в краях, где девять месяцев зима, остальные – жопа? А ведь замечено, что именно там и обитают подводники, и только изредка, в целях размножения, они появляются в теплых краях, где поражают представителей других видов стойким отвращением к труду, зверским аппетитом и способностью надолго впадать в спячку (т.е. явными симптомами морской болезни). Прости меня, Дроздов!
К слову, если ваш ребенок вдруг захотел стать подводником, следует немедленно его застрелить, иначе будет хуже при любом раскладе.
Итак, приступим.
Пришел к нам новый боцман. Обычное, казалось бы, дело; старого Михалыча мы с почетом
Через неделю уже и голова перестала болеть по утрам после проводов, и кресло у рулей пустое перестало в глаза бросаться. Командир с утра из штаба злой пришел – внеплановые стрельбы какой-то идиот выписал, две недели в море болтаться, когда ухо само просится на подушку заняться боевой и политической подготовкой.
Нормальный подводник днем спит и – упаси боже – не в каюте, а прямо на боевом посту, для чего по укромным местам зашхерены телогреечки, на которых надлежит разместить соответственно тело. Собственно работа обычно начинается после захода солнца, как сказал классик, когда в Стране Дураков начинается рабочий день.
А за командиром пришел новый боцман. Как потом выяснилось, служил он прапорщиком и начальником склада лет пятнадцать в глухой тайге, пока туда проверяющий не приехал и не выяснил, что склада как такового нет, поскольку постоянство – признак мастерства и прапорщик тренировался ежедневно исключительно переносом материальных ценностей домой. А куда можно сослать из тайги? Правильно, на Камчатку. Сесть не хочешь? – иди служи на лодки! А в штабе народ тоже простой – экипажу в море, а у них боцмана нет. Боцманом будешь? А прапору один хрен – боцманом, Шацманом, кульманом, да хоть муллой в партячейку. Ладно.
Продукты загружены, расходный материал (то бишь, шило попросту) получен, колбасу старпом лично на борт занес – во избежание. И так вся рубка полна зашхеренными банками с персиками – бойцы, как хомяки, заначку на поход делают, хотя непонятно, зачем – приходи на камбуз да ешь, кто мешает? Традиция, однако.
А подводник никогда не хочет работать, кроме одного случая – на складе колбасу протирать шилом.
По местам стоять и так далее скомандовали, Рыбачий, как положено, растаял в далеком. Командир пошел спать, приказав дать крейсеру крейсерский ход в двенадцать узлов на глубине сто пятьдесят метров. Новый боцман рули толкнул, из последних сил стараясь не храпеть.
Через некоторое время искомые сто пятьдесят были достигнуты и перестигнуты – заклинило – под заливистый лай старпома, поскольку «эр-пе-ка-эс-эн», как оказалось, имеет значительную инерцию, усугубленную заклинкой рулей в крайнем положении. И началось!
Конечно, приятно быть в центре событий, когда не ты в чем-то виноват. И кресло вычислителя в самом центре Центрального поста – самое подходящее место для наблюдений, только иногда надо уворачиваться, если старпом (душа-человек на берегу) чем-нибудь кинет сгоряча. Трудно азербайджанцу старпомом быть, тесно душе джигита в Центральном, особенно если последний резво проваливается в тартарары под язвительные вопросы из отсеков – не пора ли перестать выливать кислоту из аккумуляторов и до каких неприличных пределов можно греть упорный подшипник главного вала?