А.Д.А.М.
Шрифт:
— Людям свойственно переживать о друзьях. — ответил он. — Он мог умереть. Понимаешь, что такое смерть?
— Смутно. — она кинула в воду камень. — Для меня смерть — это не быть, перестать существовать. Не мыслить. — добавила она чуть позже.
— А для остальных?
— О чем ты?
— Что ты почувствуешь, если потеряешь кого-то близкого? — он прищурился, чтобы солнце не слепило.
— Печаль. Мне бы его не хватало. Это недостаточно человечно?
— Не думаю, что кто-то способен словами передать горе, которое
— И лягу тихо, смежу ресницы. И лягу тихо, и будут сниться деревья и птицы5*.
— Красиво. Чье это?
— Цветаева, русская поэтесса. — пояснила Нанико.
— Слышал, что русские очень мрачные.
— Лично ни с одним не знакома, но их творчество пропитано… В общем, если кто-то и способен говорить о смерти, то это они.
— Прочитаешь что-то еще? — попросил он.
— Мне снилось: мы умерли оба, лежим с упокоенным взглядом, два белые, белые гроба, — пауза, — поставлены рядом. Когда мы сказали — довольно? Давно ли, и что это значит? Но странно, что сердцу не больно, — пауза, — что сердце не плачет.6*
— Это просто ужасно. — несмотря на жаркий летний день по спине побежали мурашки. — В хорошем смысле. Черт, правда, я ни разу не слышал ничего подобного.
— Ты об этом говоришь? Об этих чувствах?
— Я сам не знаю, о чем говорю. — он потер ноги, чтобы прогнать холод, охвативший его. — Все ведь в порядке, да? Рён обязательно поправится, мы выбрались из этой передряги почти невредимыми.
— Ты не из-за этого переживаешь. — Нанико обняла его за плечи. — Я вижу больше, чем тебе кажется.
Он хотел спросить, что она видит, но промолчал, задавил этот вопрос внутри, потому что ответ знать не хотел. Вернее, вот он, ответ — лежит на поверхности, вертится на языке, но, если произнести его вслух, окажется, что это правда, придется с ней смириться и как-то жить. А «как-то жить» он устал.
— Ты больше не общаешься с Хлоей? — спросил он.
— Нет. Не знаю, почему.
— Она расстроилась, что ты биомех, вот почему. Решила, что Рён соврал ей.
— Он и правда соврал. — сказала Нанико. — Мы никогда не были парой. Интересно, что она скажет ему, когда его выпишут?
— Скорее всего, попросит уйти из «Лиса», чтобы сохранить отношения. Кстати, о «Лисе». — он достал телефон. — Самое время двигаться в сторону дома, если я хочу успеть на смену.
— Мы еще сюда придем? — спросила Нанико.
— Если захочешь. — он помог ей встать. — Может, когда-нибудь здесь появится что-то красивее, чем усыпанный мусором склон.
Они перелезли через ограждение и снова оказались в раскаленном солнцем городе.
«Вот бы Рёну показать это место». —
«Только не с ним». — ответил ему голос Тая.
Наученный горьким опытом, решил зайти в «Синего лиса» с черного хода. Подошел к двери, потянул на себя и понял, что она заперта. Выругался, натянул капюшон на бейсболку и побрел к главному входу. Успокоился только когда понял, что никакой толпы у клуба нет. Да и откуда ей взяться, если все знают, что Рён в больнице?
Расслабился, даже улыбнулся от облегчения, открыл дверь и попал в толпу взбудораженных людей.
Первые несколько секунд на него никто не обращал внимания, и он уже собрался сбежать, как вдруг Курт, стоявший за баром, заорал:
— Зисс! Эй, парни, проведите его!
Один из охранников бесцеремонно схватил его за локоть и потащил к боссу, прокладывая им дорогу сквозь человеческое море как ледокол. Не тот опыт, который хотелось бы получить в жизни, но его хотя бы не лапают, наверное, от страха получить затрещину от громилы.
— Боже, дружище, ты жив. — Курт схватил его в охапку и даже поднял над полом на пару сантиметров. — Хорошо, что не мне придется объяснять посетителям, что случилось.
— Ты собрался на меня это свалить? — прошипел он.
— Друзья, тихо! — заорал Курт. — Прошу вас соблюдать спокойствие! Клуб начнет работу, как только Зисс объяснит нам, что случилось!
Толпа одобрительно загудела. Отлично, теперь еще перед ними выворачиваться наизнанку, будто его недостаточно сильно помяло в аварии, а утром — в участке.
Стоит и не знает, что сказать. Несколько десятков глаз устремлены на него, в зале стоит небывалая тишина, прямо жутко стало от этого человеческого единения.
— Давай, — Курт отступил на шаг назад, — расскажи, что случилось.
— Несколько дней назад, — он старался говорить громко, чтобы все услышали, — мы с Адамом попали в серьезную аварию. В нашу машину врезался внедорожник.
Рён сидит боком, потому что повернулся к Нанико. Яркий свет фар осветил салон.
— Я почти не пострадал, а он…
Осколки стекла летят внутрь.
— …а он…
Он видит, как Рён переводит взгляд на него за долю секунды до того, как искореженная дверь ударяет его в спину.
— …в больнице.
Почти упал на пол, но бармен вовремя его подхватил. Чувствует, как его положили, хлопают по щекам, кто-то кричит.
Крик становится громче, превращается в истошный вопль, кости Рёна ломаются с жутким треском, этот звук заполняет все его существо, он уже не понимает, кто орет громче, он или Рён, в голове кровавый туман, по лицу течет что-то теплое, кто-то…
— Я вызову «Скорую»!
— Погоди, погоди, он моргает! Эй, эй, парень, — кто-то держит его голову, — порядок? Зисс? Ответь мне!
— Я в порядке. — говорит, но не слышит себя, в ушах стоит какофония звуков, состоящая из криков и скрежета металла.