А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.9
Шрифт:
..А в это самое время Андрей Юрьевич Белюнин (по прозвищу Страхоборец) сидел на кухне своего приятеля Сережи Вагеля, известного (среди драбантов) также под кличкой "Эль-де-през". Неспешно обменивались нейтральными репликами (главным образом насчет хоккея), сосали пиво из длинных холодных банок и наблюдали искоса за действиями малолетнего сынишки Эль-де-преза, сидящего тут же на собственном стуле за тарелкой еды. Сынишка сражался со своим ужином. Диспозиция была такая: в левой руке он держал большой однажды надкусанный ломоть хлеба, в правой - вилку с насаженной на нее четвертинкой котлеты,
Мама со старшенькой в данный момент плавали в бассейне, а папа Эль-де-през старательно и бездарно исполнял строгий наказ: "изжарить котлеты, разогреть пюре, накормить Существо, дать ему столовую ложку пертуссину, и в восемь часов - спать". Однако существо кормиться не желало. У существа вообще никогда не бывало аппетита, а уж если кормлением занимался папаня, процедура приема пищи превращалась в котлетомахию и в сущий цирк.
– Жу-уй!
– в очередной раз не вытерпев, распорядился Эль-де-през нарочито занудным голосом.
– Жуй и глотай. Горе луковое.
Луковое Горе совершило несколько торопливых движений челюстями, ничего не проглотило и снова застыло в неподвижности, почти уже трагической.
– Не желает, - объяснил Эль-де-през.
– Не желает, и все тут. В отказе стоит.
– А может быть - пусть?
– осторожно предположил Андрей, понизив на всякий случай голос.
– То есть как это - пусть? А кто жрать за него будет?
– Проголодается - сам попросит.
– Что ты в этом понимаешь?
– сказал Эль-де-през с усталым пренебрежением.
– Папаня аховый...
Андрей плотно зажмурил глаза и поднял обе руки (ладонями вперед) в знак того, что молчит, сдается и вообще заткнулся навсегда, а Эль-де-през произнес решительно, адресуясь уже не к нему:
– Значит, так. Прожевать и проглотить то, что за щекой! Потом - доесть что на вилке, половину пюре, и я тебя отпускаю. Договорились?
Горе Луковое быстро-быстро закивало и сейчас же принялось жевать образцово-показательно, всем телом: даже зубами прищелкивая по ходу дела, даже на стуле подпрыгивая и усиленно размахивая вилкой с куском котлеты. (Может быть, в надежде, что кусок слетит на пол, и проблема решится тогда как бы сама собою?)
– Пива еще хочешь?
– спросил у Андрея опытный отец, поднимаясь к холодильнику.
– Есть "Туборг", между прочим.
– Спасибо, мне достаточно.
– Ухты, какие мы твердокаменные!
– А знаешь, как товарищ Сталин товарища Молотова называл?
– Знаю: твердокаменный ленинец.
– Угу. Почти. Он называл его "каменная задница".
– Ну да? И что - с осуждением? Или - одобрительно?
– Скорее, одобрительно.
– Вот странная вещь, - заметил Эль-де-през глубокомысленно.
– Кого ни послушаешь, у всех товарищ Сталин всегда в хорошем настроении, добрый и шутит...
– Это называется "селекция наблюдений", - объяснил Андрей.
– Просто те, кто видел его в плохом настроении, не выжили, и их рассказов история нам не сохранила.
– Может быть, - согласился Эль-де-през.
– А может быть, он и в самом деле был неплохой мужик? А?
– Вроде твоего
– Ты кого имеешь в виду?
– спросил Эл-де-през, сразу же профессионально насторожившись (словно кто-то в толпе сунул вдруг руку во внутренний карман пиджака).
– Что значит - "кого"? У тебя так много хозяев?
– А-а-а... Нет, мой хозяин в порядке. Грех жаловаться. Печальный человек с длинными волосами.
Андрей посмотрел на него с удивлением.
– Да ты поэт! Как сказано, однако: "Печальный человек с длинными волосами!".
– Да это не я сказал, вообще.
– А кто?
– Неважно.
Тут Андрей поймал на себе внимательный взгляд черноглазого Существа, и хотел было подмигнуть ему ободряюще... или скорчить какую-нибудь гримасу посмешнее... или хотя бы губы свои сочувственно этак поджать... Но - не решился. Поостерегся. Дети его недолюбливали, и он это знал. Что-то в нем их настораживало: они старались не разговаривать с ним, уклонялись от игр и не принимали его шуток. Это его огорчало, но не так уж чтобы слишком. Неприятно, конечно, когда такой вот симпатяга глядит неприязненно и с опаской, но бывают ведь ситуации и похуже, не так ли?.. Например, когда на тебя неприязненно смотрит какой-нибудь дьяволоподобный питбуль.
– Значит, так, - решительно объявил папа Сережа, перехвативший этот обмен взглядами, но понявший его совершенно неправильно.
– Будем все-таки лопать или будем в гляделки с дядей Андреем играть?
– Соку хочу, - объявило Луковое Горе, уклоняясь от прямого ответа на поставленный вопрос.
– Так. Желание законное. Подливаю соку. Пей. Но после - немедленно глотай то, что у тебя за щекой, и, черт с тобой, давай сюда эту котлету, и хлеб можешь оставить, положи на тарелку, я все уберу, только вот этот кусок котлеты доешь... который на вилке. Договорились, нет?
Это было похоже на полную и безоговорочную капитуляцию, каковой оно, по сути, и было. Андрей великодушно пропустил разгром опытного и умелого папы Сережи мимо внимания и спросил:
– Ну, хорошо. "Печальный рыцарь с длинными волосами". А поподробнее?
– "Печальный человек". Цитируешь, так цитируй.
– Виноват... "Человек". И что он, спрашивается, за человек? О нем же легенды ходят. Это все правда?
– Смотря что именно.
– Что он из людей делает овечек, например.
– Это как?
– Приходит к нему человек, - объяснил Андрей.
– Мафиозо какой-нибудь. Людоед. А выходит - смирный, как овечка. Вегетарианец.
Эль-де-през покачал головой.
– Первый раз слышу.
– Что у него квартира - Эрмитаж пополам с Лувром. Сплошь увешана старинным оружием, латами там разнообразными, ятаганами...
– Не знаю. Дома у него никогда не был.
– А ты его вообще - видел когда-нибудь?
– спросил Андрей мягко.
Эль-де-през только фыркнул с презрением, потом поднялся и, не говоря ни слова, вышел вдруг из кухни - неестественно бесшумный и легкий при такой-то массе. Андрей посмотрел на Горе Луковое и - не удержался все-таки - скорчил ему рожу в том смысле, что такие вот дела, друг мой, - какой у тебя папаня, оказывается, нервный и легковозбудимый... Впрочем, контакта никакого не получилось: парнишка отвел глаза в сторону и даже откусил от остатков котлеты, чтобы только не общаться с неприятным дядей. (Правая щека у него сразу сделалась еще больше.)