А76 (сборник)
Шрифт:
3. Романс об испанской жандармерии
Страж порядка (строго): Куда идём?
Андрюха: Туда.
Тишь. Улица пустынна.
Страж: А точнее?
Андрюха: В дом престарелых.
Страж: Зачем?
Жарко. Тёмно-синий мундир выгорел местами на солнце.
Андрюха: А вам
Грис (придушённым шёпотом): Не лезь на рожон…
Страж: Что-то вы идёте как-то неровно. Не пили?
Жарко. В горле пересохло от жажды.
Андрюха: Я не пью.
Страж: Почему тогда качаетесь из стороны в сторону, словно пьяный?
Корабль качает в бурю. Потоки воды рушатся на палубу. Ветер рвёт паруса в клочья. В трюме открылась течь.
Андрюха: Устал.
Страж: Устали?
Андрюха: Мы долго ехали. Потом долго шли по жаре.
Жарко. Слюна загустела во рту. Хочется сплюнуть.
Страж: Приезжие, значится… А документы имеются?
Боже, как хочется сплюнуть!
Страж (из-под козырька фуражки): Фе-де-ри-ко-вич? Очень странное отчество.
Странный сегодня день. Всё плывёт в горячем мареве.
Андрюха: Вас это смущает?
Грис (тихо): Не кипятись.
Страж: Первый раз встречаю человека с таким отчеством.
Андрюха: Я не виноват. Оно досталось мне от отца.
Где-то у горизонта вскипает грозовая туча.
Грис (умоляюще): Тише… Нас же арестуют…
Страж: А у отца откуда такое странное имя?
Андрюха: Дед назвал в честь погибшего друга… По-моему, ваши вопросы не относятся к делу.
Грис: Какая муха тебя укусила?
Жара. Изумрудные мухи кружат над коровьим mierda.
Страж: Вы слишком агрессивно настроены. Милицию нужно любить.
Грис: Мой друг расстроен, господин офицер. У него недавно умер дед…
Страж: Тот
Грис: Да, тот самый.
Страж: Он жил здесь?
Грис: Да, он жил здесь.
Страж: Значит, я его знал.
Грис: Да, вы должны были его знать.
Страж: Я всех здесь знаю.
Андрюха: Мы можем идти?
Страж (возвращая документы): Примите мои соболезнования. Честь имею.
Тёмно-фиолетовая туча над горизонтом бесследно растаяла в горячем мареве. Только ветерок донёс лёгкий запах озона.
4. Полковнику никто не пишет
Короткий щелчок дверного замка, и они вошли в небольшую комнату, стены которой были выкрашены бледно-зелёной краской. Тусклая, в 60 свечей, лампочка под потолком заливала помещение неверным, несколько сентиментальным светом.
– Не разувайтесь, – сказал сопровождавший Андрюху и Гриса сухонький старичок с вытянутым книзу лицом и голубовато-серыми острыми глазками.
Никаких признаков траура в комнате не было. Только зеленоватый запах чистого, свежевымытого пола ещё стоял в воздухе.
– Я тут вроде старосты или коменданта на общественных началах, – улыбнулся старик. – Зовут меня Константином Егоровичем. Впрочем, так меня давно уже никто не завёт. Для всех я просто дед Костей.
– Как? – переспросил Грис.
– Дед Костей. Так меня зовут.
– Круто, – констатировал Грис, но тут же получил тычок андрюхиным локтём под рёбра.
Единственное окно выходило в овраг, в тень. Круглый столик, покрытый жёлтоватой бахромчатой скатертью, был придвинут вплотную к широкому подоконнику. На противоположной стене висела неплохая репродукция картины Ивана Шишкина «Рожь», а под ней – деревянные «плечики» с парадным мундиром, украшенным орденами и медалями. Ещё ниже стоял покрытый пледом кожаный диван и парное ему кресло. Справа возвышался шкаф, за стеклянными дверцами которого виднелись горки фарфоровой посуды. На шкаф было водружено чучело совы. В углу стояла тумбочка с телевизором. Напольный ковёр был свёрнут рулоном у стены, и от этого комната казалась по-детски уязвимой. Небрежно измазанные карминной краской половицы кряхтели, прогибаясь от тяжести ступавших по ним, отчего, в свою очередь, робко позвякивала посуда в шкафу.
– Подкрепиться не желаете, молодые люди? – спросил дед Костей.
– Нет, мы не голодны, – ответил Грис за двоих.
– Рассказывайте! Небось, с утра не жрамши?
– Мы гамбургеры в дороге поели, – пояснил Андрюха.
Но старик был непреклонен:
– Знаю я эти гамбургеры! Баловство одно. Садитесь, похлебайте горяченького.
Он сделал какие-то таинственные пассы руками и на круглом столике сами собой возникли тарелки с дымящимся супом, нарезанный аккуратными ломтями хлеб, зелёный лучок…