Аббатиса Круская
Шрифт:
И если была с кем размолвка, помириться до заката.
Чтица не спеша закрывает книгу на подставке и открывает другую, рядом. Увещевания продолжаются.
Частотой называется количество повторов одного и того же явления в единицу времени.
Частота электромагнитных волн выражается в герцах или, для высоких частот, в кило- и мегагерцах.
Отклонением по частоте называется разница между максимальной мгновенной частотой и постоянной несущей частотой частотно-модулированной радиопередачи.
Звукозаписывающие системы делятся на разные
При записи лента протягивается с постоянной скоростью через воздушный зазор электромагнита, возбуждаемого от микрофона током на звуковой частоте.
— И на том чтению конец. Deo Gratias [2] .
— Аминь, — отзывается трапезная.
— Сестры, трезвитесь, бодрствуйте, ибо диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.
— Аминь.
Приемная аббатисы Круской разубрана пышно и ярко, и ярче всего сверкает двухфутовая статуэтка Пражского Младенца Христа. Младенец облачен, как ему и подобает, и в его епископской митре и ризе столько крупных мерцающих драгоценных каменьев, что, наверно, все они поддельные. Но нет, они все настоящие.
2
Благодарение Господу (лат.).
Сестра Милдред, руководствующая послушниц, и сестра Вальбурга, приоресса, сидят с аббатисой. Уже час ночи. Хвалитны поют в три, и к трем конгрегация восстанет от сна, как во дни оны, дабы соблюсти древний ритуальный час. «Конечно, это несовременно, — говорила аббатиса своим двум старшим инокиням, когда затевала реформы с милостивого одобрения покойной аббатисы Гильдегарды. — В наше время просто нелепо два раза поднимать монахинь среди ночи — к заутрене и хвалитнам. Но наше время существует соизволением истории, а история меня не касается. Здесь, в аббатстве Круском, мы упразднили историю. Мы, дорогие сестры, вступили в сферу мифологии. Моим монашенкам это нравится. Кто же не захочет пожертвовать любым комфортом, лишь бы войти в миф? По всему миру в монастырях, подвластных истории, царит смятение. Здесь, в области мифологии, мы обрели высшую усладу, на нас снизошел покой».
Со времени объявленного нисхождения покоя прошло больше двух лет. Аббатиса сидит в обитом шелком кресле; она только что после заутрени наново переоблачилась в белое. Перед нею сидят две старшие черницы, и она обсуждает с ними последнюю телепередачу, вечерние новости, и пресловутую сестру Фелицату, которая недавно сбежала из аббатства Круского к любовнику-иезуиту и поведала свою от века знакомую историю зачарованному миру.
— Фелицата, — говорит аббатиса двум верным, — публично заявила, что она убеждена: вся наша территория усеяна подслушивающими устройствами. Она требует расследования, комиссии Скотланд-ярда.
— Ах, она опять нынче выступала по телевидению? — говорит Милдред.
— Да, и была по-прежнему обаятельна. Она сказала, что прощает нас всех и каждого и все же считает полицейское расследование делом принципа.
—
— Кто-то выболтал всю подноготную вечерним газетам, — говорит аббатиса, — и Фелицату сразу пригласили на студию.
— А кто мог выболтать? — спрашивает Вальбурга, сложив у колен неподвижные руки.
— Кто же как не гнусный и болтливый иезуит, — говорит аббатиса, и лицо ее отливает жемчугом, а белоснежное облачение ниспадает на ковер. — Тот самый Томас, — говорит аббатиса, — который валяет Фелицату.
— Значит, кто-то все выболтал Томасу, — говорит Милдред, — и это либо одна из нас троих, либо сестра Уинифрида. По-моему, это Уинифрида, дура стоеросовая, не удержала язык на привязи.
— Конечно, она, — говорит Вальбурга, — но почему?
— «Почему?» — это тонкий вопрос, — говорит аббатиса. — А в применении к любому поступку Уинифриды слово «почему» становится мутным компонентом бурого месива. У меня свои планы на Уинифриду.
— Ей ведь внушали, ей разъясняли официальную версию, что наша электроника — просто лабораторное оборудование для обучения послушниц и монахинь в духе времени, — говорит сестра Милдред.
— Покойная аббатиса Гильдегарда, мир праху ее, — говорит Вальбурга, — была не в своем уме, когда приняла Уинифриду в послушницы, не говоря уж о постриге.
Но нынешняя аббатиса Круская говорит:
— Пусть так, но Уинифрида увязла по самые уши, и она будет за все в ответе.
— Аминь, — говорят обе черницы.
Аббатиса протягивает руку к Пражскому Младенцу и кончиком пальца трогает рубин на его ризах. Потом продолжает:
Сообщают, что шоссе от Лондона до Кру запрудили репортеры. Трасса А-пятьдесят один — сплошной поток автомобилей, и это невзирая на стачки и нефтяной кризис.
— Надеюсь, хоть полиции у ворот достаточно, — говорит Милдред.
— Полиции достаточно, — говорит аббатиса. — С министерством внутренних дел я была тверда.
— В последних номерах «Тайма» и «Ньюсуика» длинные статьи, — говорит Вальбурга. — По четыре страницы: британский скандал с монахинями. И фотографии Фелицаты.
— И что пишут? — спрашивает аббатиса.
— «Тайм» сравнивает нашу публику с Нероном, который бренчал на лире, когда Рим горел. «Ньюсуик» припоминает, что вот такая же британская беспечность и пренебрежение к национальным интересам довели дело до американской Декларации независимости. Они считают, что недаром история с наперстком приключилась перед вашим избранием, мать аббатиса.
— Меня бы все равно избрали, — говорит аббатиса. — У Фелицаты никаких шансов не было.
— Американцы именно так это и поняли, — говорит Вальбурга. — Просто их забавляет, а скорее, пожалуй, возмущает наша несусветная придирчивость.
— Еще бы, — говорит аббатиса. — О, скорбный час для Англии во дни ее упадка. Столько крика про серебряный наперсточек, уже несколько месяцев кричат, и все громче. В Соединенных Штатах Америки никогда бы не допустили такого скандала. У них есть чувство меры, и они там понимают человеческую природу — вот в чем секрет их успехов. Нация реалистов, хотя спаржу они, конечно, есть не умеют. Между тем, дорогая сестра Вальбурга и дорогая сестра Милдред, пришло письмо из Рима. Из Конгрегации по делам орденов. Придется принять его всерьез.