Абд-аль-Кадир
Шрифт:
Египет в то время переживал эпоху глубоких преобразований, вызванных реформами его правителя Мухаммеда Али. К. Маркс называл этого деятеля «единственным человеком» в Османской империи, который стремился «…добиться того, чтобы «парадный тюрбан» заменила настоящая голова» [3] . Подобно Петру I, с которым он любил себя сравнивать, Али был реформатором, пытавшимся вырвать свою страну из средневекового оцепенения.
Мухаммед Али уничтожил в Египте власть мамлюков — египетских янычар и отобрал у мусульманского духовенства земельные владения. Он создал по европейским образцам государственный аппарат, строил фабрики и заводы, основал первые в Египте светские школы и начал издавать первую газету.
3
К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2-е, т. 9. стр. 202.
Ознакомление с нововведениями Мухаммеда Али поколебало веру Абд-аль-Кадира в незыблемость порядков, устоявшихся в мусульманских странах. В новом свете предстали для него и те возможности, которые открывал путь, предуготованный ему старым марабутом.
Посетив еще раз Мекку, паломники двинулись на родину. Изрядно поиздержавшиеся — более всего на покупку книг, они вынуждены были на обратной дороге перейти на содержание своих соотечественников, возвращавшихся из хаджа в жир. В начале 1828 года они прибыли в Гетну, которая встретила их всеобщим ликованием. Подданные уже давно с нетерпением дожидались марабута. За время его отсутствия в ней произошли события, которые предвещали алжирскому народу тяжелые испытания.
Удар опахалом
Это случилось в ясный весенний день 29 апреля 1827 года. Было жарко. В покоях алжирского дея кружили мухи. Хусейн-дей нервно отмахивался от них опахалом. Настроение у дея было неважное. А тут еще этот консул Деваль. О аллах! Что надо этому неверному? Разве он не видит, что дей не расположен сейчас заниматься государственными делами? И Хусейн-дей, словно отмахиваясь от назойливой мухи, бьет консула по лицу опахалом.
Какой позор! Какое оскорбление представителю великой Франции! И дей еще отказывается принести извинения! Война, только победоносная война может смыть это оскорбление! Франция не потерпит, чтобы пусть и сиятельный турок столь унизительно обращался с ее достойнейшими сыновьями. Вив ля Франс! Гренадеры, вперед! Преподайте своими штыками урок вежливости этим заморским варварам.
В таком примерно виде в течение почти полутора веков изображали французские учебники истории причины и начало колониального захвата Алжира. Жан Блотьер, автор книги об Алжире, изданной сравнительно недавно, в 1955 году, пишет: «В 1827 году Хусейн (дей Алжира) ударил ручкой опахала консула Деваля, которому было поручено объяснить причины опоздания в урегулировании вопроса о платежах по займу. Перед лицом такого серьезного оскорбления, нанесенного представителю Франции, Карл X потребовал удовлетворения и принесения извинений, в которых ему было отказано…»
В действительности все обстояло иначе.
Еще в эпоху Французской революции алжирский дей начал поставлять во Францию крупные партии зерна, пеньки и других товаров. Поставки продолжались и в период наполеоновских войн. Они совершались обычно в кредит, при посредничестве ливорнских коммерсантов. В 1819 году французское правительство произвольно сократило почти в три раза сумму задолженности Алжиру. Причем и оставшуюся часть выплатило не алжирскому дею, а купцам-посредникам.
Именно в это время в Алжире появляется консул Деваль, затеявший темные махинации вокруг французских долгов. Этот «сын Франции» был на деле беспринципным проходимцем, которого современники характеризовали как «сводника и мошенника». В 1826 году дей, обнаруживший очередной обман Деваля, потребовал, чтобы
Это пожелание не было выполнено. А 29 апреля 1827 года Деваль, явившись на прием, нанес дею преднамеренное оскорбление. Хусейн предложил ему выйти. Деваль нагло отказался. Тут-то и случился инцидент с опахалом. Французское правительство, искавшее повода для вторжения в Алжир, расценило Удар как «покушение на честь Франции», хотя дей неоднократно уверял его, что пощечина предназначалась только лишь наглому дельцу.
Франция разорвала с алжирским деем все отношения. Французский флот установил блокаду побережья Алжира. Для того чтобы «смыть оскорбление», нанесенное опахалом от мух, готовился огромный экспедиционный корпус. Уже тогда европейская печать находила повод для нападения на Алжир смехотворным. Австрийский канцлер Меттерних цинично заметил на этот счет: «Из-за одного удара веером не расходуют сто миллионов франков и не рискуют сорока тысячами солдат».
Захватить рынки сбыта и источники сырья. Заполучить даровую рабочую силу. Установить господство на торговых путях в Средиземном море. Таковы были истинные цели французского завоевания Алжира. И диктовались они интересами французской буржуазии, с острой завистью взиравшей на колониальные успехи британского капитализма.
Правда, непосредственно перед нападением на Алжир буржуазия, за исключением марсельского купечества, выступала против экспедиции. Инициативу взяло на себя правительство короля Карла X. Объяснялось это внутренним положением во Франции. В стране назревала новая буржуазная революция, направленная против реставрированной после падения Наполеона монархии.
Захватом Алжира король хотел укрепить шатающийся трон, дать землю дворянам, лишившимся своих владений в период Великой Французской революции, удовлетворить реваншистские устремления офицерства, травмированного поражениями в период крушения наполеоновской империи. Именно поэтому буржуазная оппозиция называла алжирскую экспедицию «одной из самых глупых затей, когда-либо задуманных правительством».
Однако она заговорила другим языком как только июльская революция 1830 года — в самый разгар алжирской экспедиции — свергла Бурбонов и на французском троне оказался «король-буржуа» Луи-Филипп. Военный министр нового правительства генерал Жерар заявил теперь без всяких обиняков:
«Это завоевание отвечает самой настоятельной необходимости, тесно связанной с интересами поддержания общественного порядка во Франции и во всей Европе: оно даст выход; нашему избыточному населению и обеспечит рынки, куда мы сможем направить товары наших мануфактур в обмен на недостающие нам продукты».
Идея о захвате Алжира родилась не вдруг. Она уже давно вынашивалась крупным французским капиталом. Еще Наполеон сделал первый шаг в ее осуществлении. В 1808 году он послал в Алжир военного инженера Бутэна с секретным заданием произвести топографическую съемку прибрежной части страны и разработать план военного вторжения. Труды Бутэна не пропали впустую. Его доклад был извлечен из архивов военного министерства и послужил практическим руководством для военной экспедиции в Алжир.
Несмотря на то, что в целом французский капитал в то время выступал против алжирской авантюры короля, экспедиция все же была оплачена буржуазией. Торговые фирмы Марселя, особенно заинтересованные в захвате и пренебрегшие потому политическими интересами буржуазной оппозиции — в подобных случаях в буржуа барышник всегда берет верх над политиком — снабдили армию транспортными судами, боеприпасами и даже навербовали для нее пять тысяч матросов.
Командование над экспедицией взял на себя сам военный министр маршал Бурмон, презираемый во Франции за дезертирство под Ватерлоо. Пожертвовав своим высоким постом, он надеялся победой в Алжире смыть с себя позор и «восстановить воинскую честь».