Абрек из Мюнхена
Шрифт:
Тащить пьяного человека из вагона в вагон нелегкое занятие, тем более, когда твоя ноша весит не менее центнера. Но Тимур легко справился с этим заданием. Карла Мюллера он с удовольствием затащил бы на самую высокую горную вершину в мире, Джомолунгму, и оставил там просыхать, пусть потом попробует оттуда спуститься.
Лона тоже прошла вместе с ними в свое купе. Она забрала свой чемодан. Карл Мюллер, с трудом отрывая голову от подушки, бормотал:
– Лона, выгони своего названного братца… Я не верю, что он твой брат. Ты меня обманываешь… Он будет мешать нам заниматься… Ах,
Карл Мюллер захрапел.
– Надеюсь, он к утру проспится! – сказала Лона. – Ты выручишь меня?
– О…о! Лона! – У Тимура побежали слюнки. Молодой организм вспомнил, что с самого утра во рту не было ни росинки. Лона подумала иначе. Она погрозила ему пальцем.
– Но, прошу ко мне в купе не ломиться.
– Хорошо! А если я… – Тимур хотел напомнить про еду.
– Никаких если! Если отменяются, до лучших времен.
– А лучшие времена не за горами! – впервые за долгое время пошутил Тимур.
– Тимур, обещаю тебе! – клятвенно заверила Лона, – кроме тебя, мой единственный, ни на кого не смотреть. Без тебя я не мыслю ни дня жизни. Ты мое безмерное счастье и мое горькое горе. Я тебя никому и никогда не отдам. И не надейся. Ты мне веришь, мой ненаглядный и единственный?
– Верю! О…о! Лона!
Лона и на этот раз решила скрепить свое обещание демонстрацией собственных прелестей и нижнего белья. Ничто ей не мешало сделать это. Карл Мюллер храпел как боров, заполняя купе ароматом винных паров.
– Прикрой меня, я быстро переоденусь! – заявила она Тимуру и всучила ему в качестве шторки-занавески, свой коротенький шелковый халат. Она попросила помочь его разобраться с платьем, но если с Карлом Мюллером помощь выражалась, в одевании, то здесь, наоборот, требовалось раздевание. Между тем эффект в обоих случаях был одинаков. Помощники просто дурели на глазах. Тимур поцеловал ее в пупок, обхватив бедра сильными руками.
Он только забыл, что дверь была не закрыта. В нее постучали, и проводница открыла дверь.
– Чаю не хотите?
Какой там чай? Дама была в одних трусиках, а перед нею на коленях стоял молодой абрек с пылающим взором.
– Нэ хотым!
Проводница дверь захлопнула, и уже через десять секунд делилась впечатлениями со своей напарницей.
– Я так и знала, она ему будет изменять!
– Кто она?
– Да эта красотка из третьего купе! Представляешь, я вхожу, а молодой телохранитель на меня ноль внимания.
– Нужна была ты ему старая!
– Да, я не в этом плане!
– А хошь, в каком хочешь, ты ему глазки можешь не строить!
– Ты меня не поняла. Я говорю, они втроем в одном купе и…
Напарница равнодушно махнула рукой.
– Это на Западе принято. Свальный грех. Тут
А в это время Лона пошла в соседний вагон. Тимур поприкасался к ее сладкому телу и даже места остались на животе от его горячих губ. Теперь он прочно сидит у нее на аркане. Глубоко заглотнул крючок, вместе с грузилом. Еще одно, два таких спецсладких усилия и мальчик сам расскажет, что он задумал. Лона решила выспаться перед завтрашним днем, она нутром чувствовала, что он будет тяжелым. Два обнадеженных и оставленных с носом мужчины будут постоянно находиться рядом с нею. Хорошую морковку ты повесила перед ними. Только нельзя будет вечно держать их в роли ослов. Терпению, когда-нибудь приходит конец. Она подумала о том, что надо будет не дать повода ни одному, ни второму вцепиться в горло друг другу.
Вертись Лона.
С уходом их в соседнем купе с музыкантами сабантуй разгорелся с новой силой. Мужики во все горло орали песни. А почему бы и не попеть, и не попить, и не поесть всласть? Дармовщина она в два раза слаще.
Только и неслись из-за стены возгласы:
– Васька Пупкин молодец. – вещал на высокой ноте Семен. – Знает, стервец, наши вкусы. Если не потрафит, нам, мы в следующий раз никуда не поедем.
– Не поедем!
– А я говорю, поедем! – слышался голос дипломанта Саши. – Он ни раз нас не обманул. И мы не должны его обманывать!
– А в чем мы его обманываем?
– Условия договора не выполняем!
– Какие условия?
– На каждой станции не играем.
– Ну, так эти заказчики не просят! – послышался голос Семена.
– А они не знают о нашей с Васей договоренности. А то бы попросили. И еще мне Вася сказал, зачем мы должны играть на каждой станции!
– Зачем?
– Чтобы быть как огурчики! Проветриваться надо, работнички музыкального фронта. Выпили и баста.
– А мы разве против?
– Ладно, на обратном пути доберем.
– А в эту сторону, по маленькой, по маленькой, по пол-стопца!
И вот, глубокой ночью, когда часовая стрелка подперла цифру четыре, Лона проснулась. Состав стоял на какой-то большой узловой станции. По перрону сновали редкие пассажиры и провожающие. И неслась величавая музыка. Оркестр играл «Дунайские волны». Проветривались ребята перед сном. Пред ними образовался небольшой живой круг. Вот, обтекая живой круг, показались двое мужчин. Один из них толкал впереди себя инвалидную коляску, в которой сидел третий мужчина с низко нахлобученной на голову фуражкой.
Инвалида везут, подумала Лона и задернула шторы. Музыканты перестали играть. Лона решила сходить в туалет. В коридоре, она увидела давешних двух мужчин и инвалида в коляске. Мужчины о чем-то упрашивали проводниц. Лона тихо проскользнула мимо них.
– Вы, что с ума сошли? – донесся до нее возглас старшей. – И не просите.
– Дорогая! Будь человеком!
Лона закрыла за собой дверь туалета. Вернулась она минут через десять. Вернулась и удивилась. На нижней скамейке сидело двое мужчин восточной наружности, инвалидная коляска была сложена, а сам инвалид лежал на второй полке спиной к ней.