Абрикосовый мальчик
Шрифт:
Летняя шляпка прикрывала немолодое, но тщательно ухоженное лицо гостьи. Заграничный костюм из легкого трикотажа обтягивал идеальную фигуру.
Она вновь повторила те же вопросы, которые ей задавала женщина в очках: где жила, где училась, где работала. И вновь ни слова о музыке.
Переминаясь с ноги на ногу и отвечая на вопросы второй дамы, Клава вдруг вспомнила: это же известная всей стране балерина Любовь Царева!
От волнения слова с ответами стали застревать у девушки в горле. А уж после непонятной фразы балерины она и вовсе онемела.
–
– Вы-ы о чем? – переборов волнение, выдавила из себя девушка.
– Я, голубушка, о твоем весе. Ты ведь совсем молоденькая! Как ты могла? Тебе знакомо слово «диета»?
Щеки девушки стали пунцовыми, но она, набравшись мужества, ответила:
– Любовь Михайловна, я ведь не балериной собираюсь стать, а музыкантом. Оперные певцы, я читала...
– Ой, прости, прости меня, девочка! – Столько раз присутствовавшая при отборе абитуриентов в балетное училище, где вес и осанка – главное, бывшая балерина просто не сдержалась.
Седая женщина в очках, та, что до этого беседовала с Клавочкой, с удивлением уставилась на Цареву.
– Так ты меня узнала? – продолжила польщенная балерина.
– Конечно. Я с вами и «Щелкунчик», и «Лебединое озеро» сто раз смотрела и даже новый балет, который вы поставили тоже. У нас его никто не видел, а я специально в Пермь ездила, где ваша труппа танцевала.
Царева умиленно улыбалась, забыв о своих замечаниях про вес девушки.
– Вот видишь, Любочка, я же тебе говорила: вполне интеллигентная девочка. Тебе понравится, – вставила седая женщина.
– Детка, – тут же вступила в разговор Царева, – а что ты еще умеешь делать?
– Я пою, играю на фортепьяно, я умею учить детей.
– Детей – это хорошо! А что еще?
– В каком смысле?
– Ты мне рассказывала, что у вас с родителями приусадебный участок был, – вступила в разговор седая дама, – ты там огурчики, картошку выращивала.
– Да, – удивленно вскинулась девушка.
– Значит, по хозяйству помочь можешь?
– Могу. А кому мне надо помогать?
– Послушай меня, девочка. Ты ведь, наверное, слышала: чтобы поступить в наше заведение, нужно и репетиторов нанимать, и, что греха таить, связи иметь.
Клавочка еще не понимала, к чему клонит эта строгая консерваторская дама.
– А у тебя этого ничего нет, – продолжала она. – Ведь так? И жить тебе совсем негде. Ведь тетя, к которой ты приехала, не будет тебя пять лет в своей однокомнатной квартирке держать, кормить, поить. А денег, я так понимаю, у тебя нет.
– Н... но, я слышала, что есть общежитие, стипендия...
– Сколько там мест, в этом общежитии, ты знаешь? А сколько желающих их иметь? А стипендия... – Дама махнула рукой. – У меня к тебе деловое предложение. Помоги Любови Михайловне по хозяйству. Она тебя к лучшим репетиторам пристроит. Поживешь зиму, у нее дом большой. А через год милости прошу к нам. Я тебе слово даю. С приемной комиссией мы договоримся, правда, Любаша?
– Вы мне в домработницах
– Не домработницей, – вновь вступила в разговор консерваторская дама, – а помощницей по дому. Об академике Арсении Цареве слышала когда-нибудь?
– Да. – Клавочкины слезы высохли в одно мгновение.
– Так он хозяин этого большого дома, куда я тебя сватаю. Не желаешь помочь светилу нашей советской науки? А ведь ты комсомолка!
– Светилу хочу, – вдруг круто изменив свое решение, твердо сказала девушка. – А вы меня не обманете? На будущий год точно обещаете?
– Ну, вот и договорились, милочка. Любаша, забирай Клавдию и вези к себе домой.
– А как же тетя? – Клавочка беспокойно обвела глазами дам.
– К тете за вещами потом водителя пришлете.
– Да у меня особых вещей нет, сумка дорожная – и все.
– Будут, деточка, Любаша тебе и халатик, и тапочки купит. И вообще будешь жить, как у Христа за пазухой, с ребятами подружишься.
С замиранием сердца Любаша вошла в дом к тому, о ком так долго мечтала.
– Мам, – громким, раздраженным криком встретил их с порога юноша в одних трусах, – мне в институт нужно, а ни одной пары глаженых брюк.
– Подумаешь, глаженых! Мне вообще не в чем на телевидение идти! – Высокая симпатичная девушка, чем-то отдаленно напоминающая Любовь Михайловну, набросилась на них. – Меня на телемост пригласили. А Танька мою новую блузку стащила, ту, что ты мне из Лондона привезла. Свою грязную подсунула. Нет чтобы в стиральную машину кинуть!
– Вот мои дети, знакомься, милочка.
– Я не милочка, я Клавдия, – строго сказала девушка и подала руку рассерженной девушке.
– Конечно-конечно, – быстро поправилась балерина. – Клавдия приехала поступать в консерваторию, но пока поживет у нас и поможет нам всем справиться со всем этим. – Балерина окинула взглядом неубранный дом.
– Ура! – радостно закричала девушка, на ее только что разгневанном лице появилась радость. Она бросилась обнимать Клаву. – Меня Даной звать, а он Ромка. Мы страшно бесхозяйственные.
– Да. – Юноша без брюк бесстыдными глазами взглянул на Клавины полные груди, обтянутые скромным черным платьицем, и облизнулся, словно кот.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Клава быстро втянулась в хозяйство большого дома, где все его обитатели постоянно находились в «броуновском движении», так, цитируя мужа, сообщила ей хозяйка. Все они заскакивали «на минутку», чтобы переодеться и по-быстрому перекусить.
Самого Арсения Царева Клавочка пока еще не видела. Хозяин пропадал на каком-то объекте. Правда, он несколько раз звонил домой и разговаривал с Клавой по телефону. При этом он все время называл ее Дусей, хотя Клавочка попыталась ему объяснить, что Дуся уволилась и теперь вместо нее она. Но Царев упрямо называл ее только так.