Абсолютная власть
Шрифт:
– Я рад, Сэнди. Уолтер мне нравится.
– Кстати, у меня дома в субботу намечается маленький междусобойчик. Там будут некоторые люди, с которыми тебе не мешало бы встретиться. Постарайся убедить свою прекрасную половину пойти вместе с тобой. Она тоже найдет там нужных себе людей. Она напористая девчонка – такая же, как ее отец.
Джек пожал руки всем компаньонам в зале, некоторым – несколько раз. В девять вечера они с Дженнифер отправились домой на ее служебном лимузине. К часу ночи они уже дважды занимались любовью. В половине
Джек не спал.
Он стоял у окна, наблюдая, как падают первые редкие снежинки. Зима наступала рано, хотя и не обещала быть суровой и снежной. Впрочем, Джек думал вовсе не о зиме. Он посмотрел на Дженнифер. Она, одетая в шелковую ночную сорочку, уютно расположилась на атласном белье, застилающем кровать размером с его спальню. Он поднял глаза к своим старым друзьям – фрескам. Их новый дом будет готов к Рождеству, хотя благопристойная семья Болдуинов не позволит им открыто сожительствовать до официальной регистрации. Интерьеры переделывались под неустанным надзором его невесты, чтобы соответствовать ее личным вкусам и стандартам богатства. Рассматривая лица средневековых людей на потолке, Джек внезапно подумал, что, возможно, они насмехаются над ним.
Он только что стал компаньоном в самой престижной фирме города, за его здоровье пили самые влиятельные здесь люди, и каждый из них хотел поспособствовать его и без того ослепительной карьере. У него было все. Прекрасная принцесса, суровый, но благожелательный наставник, богатый свекор, солидный счет в банке. Ощущая поддержку мощной армии бизнесменов и юристов и сознавая свои безграничные возможности, Джек никогда не чувствовал себя более одиноким, чем в эту ночь. И, несмотря на все усилия, его мысли постоянно возвращались к старому, испуганному и разгневанному человеку и его дочери, истерзанной переживаниями. Не в состоянии думать о чем-нибудь другом, он в тишине наблюдал за кружащимися в воздухе снежинками, пока небо не осветилось готовящимся выйти из-за горизонта солнцем.
Сквозь пыльные венецианские шторы, которыми было завешено окно гостиной, пожилая женщина наблюдала за въезжающим во двор темным седаном. Артрит в обеих сильно опухших коленях затруднял ее передвижения. Она постоянно ходила согнувшись, а ее легкие были безнадежно испорчены пятидесятилетней никотиновой атакой. Ее время подходило к концу, душа уже едва держалась в теле. Но ее дочь не дожила даже до этого.
Она потрогала письмо, лежавшее в кармане ее старого розового домашнего халата, из-под которого виднелись ее красные, в волдырях, щиколотки. Она знала, что рано или поздно полицейские объявятся. Это стало ясно после того, как Ванда вернулась из полицейского управления. Глаза ее увлажнились, когда она подумала о нескольких последних неделях.
– Это я во всем виновата, мама.
Ее дочь сидела в маленькой кухне, где в детстве помогала матери печь пирожные и консервировать помидоры и фасоль, выращенные на клочке земли позади дома. Она повторяла эти слова снова и снова, тяжело упав на стол, и все ее тело сотрясалось при каждом слове. Эдвина пыталась
Теперь ее не стало, но появилась полиция. И сейчас Эдвине нужно было вести себя правильно. Восьмидесятилетняя богобоязненная женщина собиралась солгать полицейским, так как не могла поступить иначе.
– Я очень сожалею о вашей дочери, миссис Брум. Слова Фрэнка показались старой женщине искренними. По изборожденной морщинами щеке скользнула слезинка.
Оставленную Вандой записку он показал Эдвине Брум, и та разглядывала ее сквозь толстое увеличительное стекло. Она посмотрела на серьезное лицо следователя.
– Не могу себе представить, что она думала, когда писала это.
– Вам известно, что в доме Салливана произошла кража со взломом? Что взломщик убил Кристину Салливан?
– Я услышала об этом по телевидению сразу же после того, как это случилось. Это ужасно. Ужасно.
– Ваша дочь говорила что-нибудь об этом происшествии?
– Конечно, говорила. Она была так расстроена. Они очень хорошо ладили с миссис Салливан, очень хорошо. Это ее просто подкосило.
– Как вы считаете, почему она покончила с собой?
– Я сказала бы вам, если бы знала. Неопределенное высказывание продолжало звучать у него в ушах, пока Фрэнк складывал записку.
– Не рассказывала ли ваша дочь чего-нибудь такого о своей работе, что могло бы пролить свет на убийство?
– Нет. Ей очень нравилась ее работа. Судя по ее словам, хозяева очень хорошо к ней относились. Жизнь в их доме приносила ей много радостей.
– Миссис Брум, мне известно, что когда-то у Ванды были нелады с законом.
– Очень давно, детектив. Очень давно. И с тех пор она жила достойно. – Эдвина Брум сощурила глаза, сжала губы и в упор смотрела на Сета Фрэнка.
– Конечно, вы правы, – быстро сказал Фрэнк. – Не приводила ли Ванда к вам кого-нибудь в последние несколько месяцев? Возможно, того, кого вы не знаете?
Эдвина покачала головой. Во многом это было правдой. Некоторое время Фрэнк вглядывался в ее лицо. Глаза, пораженные катарактой, упрямо смотрели на него.
– Мне известно, что, когда произошло это несчастье, вашей дочери не было в стране.
– Она отправилась на этот остров вместе с Салливаном. Мне говорили, они ездят туда каждый год.
– Но миссис Салливан не поехала.
– Полагаю, что не поехала, так как ее убили здесь, в то время как они находились там, детектив.
Фрэнк чуть не улыбнулся. Старая дама была далеко не так глупа, как пыталась казаться.
– Вы не знаете, почему миссис Салливан не поехала? Может быть, Ванда вам что-нибудь говорила?
Эдвина покачала головой и погладила серебристо-белого кота, прыгнувшего к ней на колени.
– Ну что ж, спасибо, что не отказались поговорить со мной. Еще раз выражаю вам свое соболезнование.