Абсолютно неожиданные истории
Шрифт:
– Ничего не выйдет. С татуировкой у меня ничего не получится. Давай лучше я просто нарисую ее портрет на твоей спине, и носи его сколько хочешь, пока не примешь ванну. А не будешь больше никогда мыться, так он всегда будет с тобой, до конца твоих дней.
– Нет, - сказал Дриоли.
– Да. И в тот день, когда ты решишь принять ванну, я буду знать, что больше ты не дорожишь моей картиной. Пусть для тебя это будет испытанием ценишь ли ты мое искусство.
– Мне все это не нравится, - сказала молодая женщина.
– Он так высоко ценит твое искусство, что не будет мыться много
– Пусть тогда будет одна голова, - сказал Дриоли.
– У меня ничего не получится.
– Да это же невероятно просто. Я берусь обучить тебя за две минуты. Вот увидишь. Сейчас сбегаю за инструментами. Иглы и тушь - вот и все, что нам нужно. У меня есть тушь самых разных цветов - столько же, сколько у тебя красок, но несравненно более красивых…
– Повторяю - это невозможно.
– У меня есть самые разные цвета. Правда, Жози?
– Правда.
– Вот увидишь, - сказал Дриоли.
– Сейчас принесу.
Он поднялся со стула и вышел из комнаты нетвердой, но решительной походкой.
Спустя полчаса Дриоли вернулся.
– Я принес все, что нужно!
– воскликнул он, размахивая коричневым чемоданчиком.
– Здесь все необходимое для татуировщика.
Он поставил чемоданчик на стол, раскрыл его и вынул электрические иглы и флакончики с тушью разных цветов. Включив электрическую иглу в сеть, он щелкнул выключателем. Послышалось гудение, и игла, выступавшая на четверть дюйма с одного конца, начала быстро ходить вверх-вниз. Он скинул пиджак и засучил рукава.
– Теперь смотри. Следи за мной, я покажу тебе, как все просто. Сначала нарисую что-нибудь на своей руке.
Вся его рука, от кисти до локтя, была уже покрыта разными синими рисунками, однако ему удалось найти маленький участок кожи для демонстрации своего искусства.
– Прежде всего я выбираю тушь - возьмем обыкновенную, синюю… окунаю кончик иглы в тушь… так… держу иглу прямо и осторожно веду ее по поверхности кожи… вот так… и под действием небольшого моторчика и электричества игла скачет вверх-вниз и прокалывает кожу, чернила попадают в нее, вот и все. Видишь, как все просто… вот смотри, я нарисовал на руке собаку…
Юноша заинтересовался.
– Ну-ка, дай попробую. На тебе.
Гудящей иглой он принялся наносить синие линии на руке Дриоли.
– И правда просто, - сказал он.
– Все равно что рисовать чернилами. Разницы никакой, разве что так медленнее.
– Я же говорил - ничего здесь трудного нет. Так ты готов? Начнем?
– Немедленно.
– Натурщицу!
– крикнул Дриоли.
– Жози, иди сюда!
Он засуетился, охваченный энтузиазмом, и, пошатываясь, принялся расхаживать по комнате, делая разные приготовления, точно ребенок в предвкушении какой-то захватывающей игры.
– Где она будет стоять?
– Пусть стоит там, возле моего туалетного столика. Пусть причесывается. Хорошо, если бы она распустила волосы и причесывалась - так я ее и нарисую.
– Грандиозно. Ты гений.
Молодая женщина нехотя подошла к туалетному столику с бокалом вина в руке.
Дриоли стащил с себя рубашку и вылез из брюк. На нем остались только трусы, носки и ботинки.
– Итак, - сказал он, - я - холст. Куда ты поставишь свой холст?
– Как всегда - на мольберт.
– Не валяй дурака. Холст ведь я.
– Ну так и становись на мольберт. Там твое место.
– Это как же?
– Так ты холст или не холст?
– Холст. Уже начинаю чувствовать себя холстом.
– Тогда становись на мольберт. Для тебя это должно быть делом привычным.
– Честное слово, это невозможно.
– Ладно, тогда садись на стул. Спиной ко мне, а свою пьяную башку положи на спинку стула. Да поживее, мне не терпится начать.
– Я готов.
– Сначала, - сказал юноша, - я сделаю набросок. Потом, если он меня устроит, займусь татуировкой.
Он принялся водить широкой кистью по голой спине Дриоли.
– Эй!
– закричал Дриоли.
– У меня по спине бегает огромная сороконожка!
– Сиди спокойно! Не двигайся!
Юноша работал быстро, накладывая краску ровным слоем, чтобы потом она не мешала татуировке. Едва приступив к рисованию, он так увлекся, что, казалось, протрезвел. Он наносил мазки быстрыми движениями, при этом рука от кисти до локтя не двигалась, и не прошло и получаса, как все было закончено.
– Вот и все, - сказал он Жози, которая тотчас же вернулась на кушетку, легла на нее и заснула.
А вот Дриоли не спал. Он следил за тем, как юноша взял иглу и окунул ее в тушь; потом он почувствовал острое щекочущее жжение, когда игла коснулась кожи на его спине. Заснуть ему не давала боль - неприятная, но терпимая. Дриоли развлекал себя, стараясь представить себе, что делалось у него за спиной. Юноша работал с невероятным напряжением. Судя по всему, он был полностью поглощен работой инструмента и тем необычным эффектом, который тот производил.
Наступила полночь, но игла жужжала, и юноша все работал. Дриоли вспомнил, что, когда художник наконец отступил на шаг и произнес: "Готово", за окном уже рассвело, и слышно было, как на улице переговаривались прохожие.
– Я хочу посмотреть, - сказал Дриоли.
Юноша взял зеркало, повернул его под углом, и Дриоли вытянул шею.
– Боже мой!
– воскликнул он.
Зрелище было потрясающее. Вся спина, от плеч до основания позвоночника, горела красками - золотистыми, зелеными, голубыми, черными, розовыми. Татуировка была такой густой, что казалось, портрет написан маслом. Юноша старался как можно ближе следовать мазкам кисти, густо заполняя их, и удачно сумел воспользоваться выступом лопаток, так что и они стали частью композиции. Более того, хотя работал он медленно, ему каким-то образом удалось передать свой стиль. Портрет получился вполне живой, в нем явно просматривалась вихреобразная, выстраданная манера, столь характерная для других работ Сутина. Ни о каком сходстве речи не было. Скорее было передано настроение, а не сходство; очертания лица женщины были расплывчаты, хотя само лицо обнаруживало пьяную веселость, а на заднем плане кружились в водовороте темно-зеленые мазки.