Абсолютные неприятности

Далин Макс Андреевич

Второй тип — это все прочие. Я думаю, что у них такое происходит от зависти и какой-то нелюбви к самой себе, что ли… Если с мужчиной случается такая беда, он начинает жутко за собой следить, выводит везде волосы, красит губы и норовит носить юбку, а женщины наоборот, плюют на собственную наружность и считают своим долгом возиться с оружием. Причём такая особа делает всё мыслимое и немыслимое, чтобы смахивать на мужчину, но с таким видом, будто мужчин безмерно презирает, а сама — дама в квадрате. Такая не союзник, как ни печально. Она, конечно, способна совершать эпические подвиги, но только

чтобы доказать, какая она крутая и какие презренные самцы ничтожества.

Я это всё к чему клоню: свела меня судьба с дамой второго типа. Когда она вздохнула, я догадался, куда она клонит: она собирается в этих подземельях подвиги совершать и мир спасать, а я фигнёй страдаю. Когда она заговорила, я понял, что правильно догадался.

— Понимаешь, — говорит, да проникновенно так, — меня много лет готовили к тому, что я должна совершить. Это не развлечение какое-нибудь, а миссия. Моему народу грозит беда от колдунов, а я должна её предотвратить. Мой меч закалён в воде из двенадцати священных источников, а ещё меня благословила Великая Жрица Третьей Луны. Я, быстрей всего, погибну, но мне дано свыше выполнить миссию.

Говорит она, значит, а я, подлый циник, думаю: если всё так серьёзно, чего ж не послали с ней хотя бы десяток крепких ребят, чтобы подстраховать вместе с благословением и волшебным мечом?

— И почему ж ты, — спрашиваю, — одна едешь?

— Так было предначертано свыше, — говорит. Торжественно и важно, в тоне "не твоего ума дело". — Великой Жрице было видение, понимаешь?

— Не-а, — говорю. — Я бы на её месте послал с тобой пару крепких ребят, на всякий пожарный случай.

— Я, — изрекает патетически, — сама воин. А мужчин среди жриц Третьей Луны нет вовсе и быть не может.

— А как, — говорю, — насчёт нормальных… в смысле, этих… ну… королевских — или какие там у вас — нерелигиозных солдат?

Она напыжилась ещё больше.

— Простые смертные должны спать спокойно, — говорит. — А то это слишком ужасно для неподготовленной души.

— А мне скажешь? — спрашиваю. — Всё-таки я не совсем простой смертный — я колдунов не боюсь. И потом, мы ведь встретились по дороге в одно и то же место — вдруг это тоже вроде знамения?

Она призадумалась.

— Может быть… — говорит. — Ну ладно. Слушай, — и тоном, соответствующим важности момента, изрекает. — Великой Жрице в пророческом сне открылось, что страшная колдунья, живущая под горами, задумала навести порчу на весь наш народ, чтобы стереть его с лица земли.

— Не может быть, — говорю и вежливо делаю круглые глаза. — Какой кошмар. И что же ты?

— Должна убить колдунью и забрать её чёрный талисман, — вещает торжественно. — А чтобы колдуны не могли следить за нашим народом, я должна разбить их волшебное зеркало.

Ничего я на это не сказал. Я много видал идиотизма на свете. Но не этому чета. Этот — редкость.

А звали её Ада.

Я с ней потом долго препирался, чтобы она разрешила мне себя проводить.

На мой взгляд, в этом для нас обоих был резон: я вместе с ней, раз уж она знает дорогу, попаду без хлопот в нужное место, а она заимеет хорошо вооружённого спутника, не обременённого предрассудками. Но это

на мой взгляд — на дилетантский. У Ады были другие резоны. Она вбила себе в голову, что я рвусь её защищать — ну странствующий рыцарь и прекрасная дама! Она себе льстила. Ей даже, по-моему, казалось, что я — абсолютный такой болван — влюбился в неё с первого взгляда. Подобные вещи она считала жутко унизительными, они не подходили ей ни с какой стороны. Мне всё время давали понять, что я не на ту напал, что всякие сексуальные подходцы её оскорбляют, а защищать её я не имею никакого морального права. Она, мол, такой же рыцарь, как и я, только лучше.

Еле-еле убедил.

Поклялся страшной клятвой руку и сердце не предлагать и вообще — не приставать с гнусностями, а в бою не мешать, не лезть, пока не попросят. Одним словом, вести себя прилично.

Потом мы ехали по степи, она верхом, я — на авиетке над самой землёй, с лошадиной скоростью. Молчали. Не было у нас общих тем для разговора. Она, по всему видать, обдумывала план боевых действий, а я вспоминал девочек из Поющего Леса — и аж слёзы на глаза наворачивались.

Так, помаленьку, мы и продвигались весь день. Только раз притормозили перекусить. У Ады были сухари, но я ей дал попробовать кое-какой консерв, и ужасно ей понравилось, особенно шоколад.

— Это что, — спрашивает, — еда колдунов?

— Угу, — говорю. — Трофеи.

Долго ли, коротко ли, как в сказках говорится, мы так ехали, но в конце концов, как и полагается, наступил вечер. На Мангре сутки малость длиннее мейнских.

Закат тут классно оборудуют: цветов на небе появилась целая куча, все разные и симпатично смешаны. А облака снизу как прожектором подсвечены — дорогая декорация. Весь горизонт просматривается, простор, красотища — аж сердце щемит. А Ада говорит:

— Как бы завтра дождя не было.

Уже совсем стемнело и вызвездило, когда подъехали мы с ней к странному месту. Из степи скала торчит, как клык. В скале дыра, вроде пещеры. Около пещеры — следы кострищ и палки в землю вбиты, я так понял, чтобы лошадей привязывать.

— Это у вас постоялый двор? — спрашиваю.

Смеётся.

— Вроде.

Поставил я авиетку рядом с входом в эту пещеру, и пока Ада лошадей привязывала, внутрь заглянул. Ну что сказать? Опять же выгоревшее место посередине, а вокруг охапки сена лежат — кто-то спал и оставил. Номер люкс.

Нет уж, думаю, увольте, я тут спать не буду, лучше застрелиться. Во-первых, наверняка собачий холод, а я люблю тепло. Во-вторых, спал тут чёрт знает кто, и потом — букашки всякие ползают, микробы… Ну их! Поэтому я в авиетке сиденья раскинул и устроил себе спальню по своему избалованному вкусу. А перед тем, как лечь, зашёл к Аде в гости. Из пещеры воняло со страшной силой — это она там себе ужин готовила.

У неё там с собой оказался серьёзный припас: в сумке, что к седлу приторочена, пара ободранных ног какой-то мерзкой… в смысле, местной зверюги, уже, понятно, давно дохлой. И Ада, признанный кулинарный гений, господин шеф-повар, подпаливала эту гадость на костре, отчего распространялся по всей округе жуткий букет тухлятины и горелого. А от меня этикет и святые традиции требовали посидеть рядом и понюхать.