Абсолютный игрок
Шрифт:
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Мы уже на… Лохитанге?
– Судя по гравитации, да. Запуск прошел не очень мягко, но терпимо. Не удивляйся тому, что увидишь. Марс пострадал меньше, чем Земля, но все же его форма далека от круглой. Мы уже летали над ним и видели из космоса. Он теперь похож на обглоданную картофелину.
– И давно вы летаете над… Лохитангой? Да и над над Землей тоже?
– Мы пограничники, дорогой напарник, вернее, даль-разведчики, и обязаны изучать космос, разведывать новые пути для человечества. Но я тебя поняла. Да, мы решаем и другие задачи, например, подготавливаем Землю к заселению, пытаемся разобраться в причинах
– Если вы используете метро, то и другие геяне могут использовать его в своих целях.
– Правильно, вот мы и занимаемся этими проблемами. Ну что, выходим? Как вы там говорите, на Земле? С нами Свет?
Дверь камеры открылась. Ванесса шагнула в образовавшийся проем, и Влад последовал за ней, ощущая внезапный озноб сомнений и нерешительности, который тут же прошел. Его заменили восторг и возбуждение, потому что кладоискатель только теперь осознал, что он находится на другой планете!
СХОЖДЕНИЕ В НЕБЕСА
Такого первозданного ландшафта Влад не встречал ни в одном районе Земли. С вершины горы, на которой располагалась станция метро, открывалась грандиозная панорама горного хаоса, недоступного воображению человека, рожденного и выросшего на планете с гораздо большей силой тяжести. Высота горных пиков здесь достигала полутора сотен километров, а глубина и ширина каньонов и разломов – от пятидесяти до двухсот километров. Ни одной ровной площадки, участка плоскогорья или плато Влад не увидел, глаз то и дело цеплялся за крутые склоны, щербатые вершины, сплошные изломы скал, ребра и сколы да вставшие дыбом каменные пласты. Это была картина шторма, застывшего в момент разгула стихий, и истекшие с момента Катастрофы сотни лет никак не отразились на обезображенном лике древнего бога войны Марса. Во время столкновения с нагуалем он потерял значительную часть атмосферы, ветровая и водяная эрозия скал прекратилась, их ребра и острые углы так и остались несглаженными, законсервированными пустотой. Лишь метеориты довольно часто бомбардировали бывшую планету, но и они не смогли кардинально изменить ландшафт, добавляя новые шрамы и язвы, провалы и кратеры, почти не вносящие разнообразия в дикий пейзаж.
Небо на Марсе имело теперь глубокий фиолетовый цвет с лиловыми и сиреневыми полосами над теми участками горизонта, где еще сохранялись остатки атмосферы, поддерживаемые выделявшимися из недр планеты газами. Солнце отсюда виднелось просто большой красной звездой, а его света хватало лишь для освещения горных вершин, в каньонах же и ущельях вечно лежал полумрак.
Температура воздуха в месте нахождения станции метро, если, конечно, можно было назвать воздухом жиденькую смесь углекислого газа, азота и кислорода, не превышала минус семидесяти пяти градусов по Цельсию, и дышать им было невозможно, поэтому «метропутешественники» смогли продержаться на вершине горы всего несколько минут, используя свой паранормальный резерв, а потом вынуждены были вернуться в кабину метро, скрывавшуюся в пещере полусотней метров ниже вершины. Уники не имели запаса кислорода, как вакуумные скафандры, а температуру регулировали в пределах от плюс пятидесяти до минус пятидесяти градусов.
Влад возвращался назад нехотя, его жажда познания нового мира только усилилась, но и он не мог долго выдерживать климат бывшего соседа Земли.
«Что будем делать дальше? – спросил
«Над Марсом висит наш автоматический погранпост, я подала сигнал, так что техника у нас должна быть. Но мне очень не нравится молчание «Умника» поста».
«А на самом Марсе… то есть на Лохитанге, у вас нет базы?»
«Единственное место, пригодное для постройки жилых куполов, расположено в тысяче километров отсюда, на Плоти Бога. Если ты помнишь историю Конструктора, то должен знать, что это такое».
«Ее еще называли Коровьей Лепешкой».
«Значит, помнишь. Так вот на этой самой Лепешке уцелело всего одно поселение, где сейчас обитает колония паранормов, потомков интраморфов времен Катастрофы. Не знаю, будут ли они разговаривать с землянами, но с нами они контактировать не захотели».
«Почему?»
«Причин назвали много, и, как ни странно, я с ними по некоторым вопросам солидарна».
«По каким, если не секрет?»
Ванесса улыбнулась:
«Любишь ты задавать вопросы. Ну, например, интраморфы-марсиане считают, что хомо нормалис – человек обычный – прошел свой эволюционный путь до конца и как вид должен исчезнуть. Ему на смену идет человек-паранорм».
Влад с недоверием заглянул в лукавые глаза спутницы:
«Это не причина для отказа поддерживать дружеские отношения».
«Ты забываешь, что предков современных интраморфов практически выдворили с Земли, а на многих устроили настоящую охоту, и потомки этого не забыли. Но они приводят аргументы и повесомее. Главный их довод – отсутствие цели у человечества. Они утверждают, что цивилизация, ценности которой кроются только в создании и потреблении материальных благ, находится в эволюционном тупике, вырождается».
«Ты тоже так считаешь?»
«Не совсем, но ты не видел, как живут люди на Гее».
«Но ведь геяне создали такую совершенную технику…»
«Речь идет об этике, воин. Не говоря уже о таких тонких материях, как душа и духовность. Техника – это всего-навсего костыли и протезы».
«Почему же ты живешь с людьми, работаешь на них, если их не любишь?»
«Хороший вопрос, – засмеялась Ванесса. – Простой и прямой, как древко копья. Я не сказала, что не люблю нормалов, хотя большинство из них не заслуживают любви, но думаю примерно так же, как и многие интраморфы. Другое дело, что люди бывают разные, добрые и злые, самоуверенные и равнодушные, романтики и прагматики. Романтиков, правда, становится все меньше и меньше, как и добрых людей, а это очень тревожный симптом, как утверждал один из моих мужей».
Ванесса посмотрела на застывшее лицо Влада и снова засмеялась:
«Какой ты еще мальчик… На Гее семью заводят рано, и семьи у нас преимущественно многочленные, до семи-восьми человек».
«Как это?» – не поверил Влад, преодолевая странное чувство неприязни, досады и обиды.
«Тебе разве учитель не рассказывал о жизни геян? На Гею успело переселиться всего около миллиарда человек, то есть десять процентов всего населения Солнечной системы, и, чтобы выжить, сохранить популяцию и потенциал, уцелевшим было рекомендовано создавать полигамные семьи: три-пять мужчин и столько же или чуть больше женщин. До нынешнего времени сохранились в основном семьи из пяти, шести, семи человек, и я жила в одной из них. Да и у вас на Земле шел примерно такой же процесс, ведь община по сути – одна большая семья».