Абстрактный мир. Трилогия
Шрифт:
— Помощь? Ту кучу ящиков? А как мы их повезем к поселку?
— Их доставят военные, — пояснил Арельсар, скрещивая руки на груди. — Договоренность достигнута.
— А ряд гарантий нам доставят они же? — кевты переглянулись и неожиданно расхохотались, хлопая друг друга по плечам.
Арельсар отвернулся, а эльфы, недовольно дергая ушами, заметно напряглись.
— Пустое, — махнул рукой один из черноглазых, успокаиваясь. — Пошли. К рассвету доберемся.
— К рассвету? Тьма, — я поднялась было со скамьи, но тут же свалилась назад — край куртки примерз к доске. — Да чтоб тебя!
Арельсар с
— Ничего. В лесу сможешь использовать поля, чтобы согреться.
У нас не было ни фонариков, ни факелов. Вековые сосны, скрипевшие под порывами ветра, в скором времени заслонили собой свет от прожекторов КПП. Синие молнии зажглись впереди и, через некоторое время я уже отчетливо слышала гудение полей. Голубые, зеленоватые, сиреневые точки, звезды и свечи танцевали над головами бредущих по темному лесу разумных.
Это странное зрелище напомнило световые представления в ночном небе Шарсе-Шарсе, которые я наблюдала каждый вечер, пока не попала в цепкие лапы Ларзанмар. С недоверием покосилась я на идущих справа двух парней из охраны СБО. У них при себе были, разве что, пистолеты-автоматы да шоковые дубинки. Вряд ли они смогут долго выстоять против вооруженных до зубов эльфийских солдат.
Задумавшись над возможными угрозами, я забыла об осторожности и поскользнулась. Земля после холодного дождя покрылась тонкой, ледяной коркой, а я, по правде сказать, со льдом была знакома очень плохо. В Глирзе сильных заморозков на моей памяти не было, а на Прэне разве что через неделю после дня Перелома на деревьях появлялось нечто похожее на иней, но таяло уже к полудню.
Арельсар поймал меня за локоть.
— Смотри под ноги, — посоветовал он. — Нам ещё долго идти.
— Спасибо, — я повисла у него на руке. — Ты бывал здесь?
— Нет.
— Эти кевты не знают тебя? Они не называли тебя чиньезом.
— Эти — нет. Только староста. Да даже если бы и знали… Такие вещи не для ушей Компериата. Эльфы бы меня тут же поставили к стенке.
Я не без восхищения взглянула на кевта. Он криво улыбался, отчего шрам на его щеке морщился. В черных глазах не отражалось ни единого отблеска от плясавших вдоль процессии огоньков. Что ж, я была многим обязана Арельсару: он спас меня от демона, протолкнул в орден, разогнал папарацци и любопытствующих, вытащил из храма Ларзанмар. Я не знала причин, по которым он помогал мне, но в одном я была уверена точно — если эльфийские солдаты с дубинками не смогут нас защитить, меня всегда прикроет Арельсар.
Впереди что-то тяжело ухнуло, и заскрипели засовы. Ямы распахивали перед нами промерзшие двери.
До восхода солнца оставалось ещё около часа, а мы, благополучно покинув поселок, уже поднимались по склону холма, закрывавшего Ямы от ледяного ветра, сквозившего через лес. В холод ужасно тяжело просыпаться, и я всю дорогу зевала и ежилась, безразлично оглядываясь по сторонам. Холм был лыс, только кое-где торчали из земли чахлые, колючие кусты, цеплявшиеся за промерзшую почву кривыми, черными ручками-веточками.
Впереди, изредка оглядываясь, шагал мой провожатый — тринадцатилетний мальчишка-охотник Кельвет. Уже в пятый раз за всю неделю пребывания в Ямах на изломе ночи я удирала с ним в лес. Арельсар, если и догадывался, виду не подавал, а
Они вообще никогда не жаловались, даже наоборот, вознося молитвы полям, благодарили их за мирное время, за жизнь без войны, за здоровых детей, за кров, дрова и пищу. За огромными, промерзшими воротами Ям я ожидала увидеть озлобленных, жаждущих мести воинов, ну или немного сломленных, смирившихся проигравших, но не нашла ни тех, ни других. Кевты держались отстраненно, возможно, скрывая свои истинные чувства и отношения к происходящему, хотя мне казалось, что они просто не рады чужакам на своей земле. Они не видели смысла в миссии. Скорее, даже наоборот, мы представляли угрозу миру в Ямах.
Арельсар в первое же утро вручил мне фотоаппарат и, заявив, что теперь я ведущий фотограф миссии, отправил снимать жителей. Так я и познакомилась с юным Кельветом — он единственный не повернулся ко мне задом, когда я навела на него камеру, а на чистом древнем поинтересовался, что я собираюсь делать.
Весь оставшийся день мы бродили по поселку, фотографируя бегающих по улицам розовых поросят и ручных крыс, которые, сидя столбиками на подоконниках, тянули к нам свои любопытные носы и жалостливо складывали лапки, выпрашивая подачку.
В тот день, благодаря Кельвету, я многое узнала о жителях Ям. Большинство из них до Первой Индустриальной жили в поселках, у побережья (до моря отсюда было чуть больше мили), и занимались промыслом — ловили рыбу и крабов, охотились на пушного зверя, собирали редкие лекарственные травы. Конечно, когда правительство Ара-каза призвало своих граждан на войну, охотники и рыбаки сменили ружья и сети на автоматы и гранатометы, но именно их семьям повезло больше всех: эльфы не дошли до восточной части Ара-каза, зато здорово изгадили хатом прилегающий с запада к поселку лес. Усилиями миротворцев, и угрозами людей и орков (последние опасались, что эльфы, заняв восточные пристани, полезут на гоблинские острова), Компериат оставил горстке кевтов небольшие территории для жизни и занятия промыслами. Охотничий поселок стал прибежищем для трех с половиной тысяч кевтов. Постепенно наладилась бартерная торговля, кевты получили разрешение на заход в территориальные воды теперь уже Компериата для ловли краба и белой форели, и в Ямах воцарилась тишина.
— А теперь приехали вы, и запахло войной, — Кельвет смачно сплюнул. — Миротворцы!
— Откуда ты так хорошо знаешь древний?
— Не учить же эльфийский! А как по-другому общаться с захватчиками?
Как бы кевты ни пытались забыть войну, как бы бойко ни шла у них торговля с эльфами, те всё равно оставались захватчиками, извергами и выродками. И хотя молодые кевты, воспитанные не на ненависти, но на недоверии, вполне понимали, что худой мир лучше доброй ссоры, никто не запрещал им высказывать свои мысли, касаемо Компериата.