Абсурдистан
Шрифт:
Алеша-Боб коротал время до следующего рейса, потешаясь над моей антихасидской кампанией и делая из моих волос пейсы. Я уворачивался, но он более быстрый и ловкий, чем я, так что к тому времени, когда объявили посадку на наш самолет, направлявшийся в город Свани, ему удалось сделать мне премилые пейсы.
Когда объявили посадку, люди с оливковой кожей устремились к выходу, и вскоре толпа усатых мужчин и их хорошеньких смуглых жен с огромными сумками уже осаждала несчастный персонал Австрийских авиалиний. Так я впервые познакомился с толпой Абсурдистана — точной копией советской очереди за колбасой, подогреваемой природными инстинктами восточного базара.
— Успокойтесь, леди и джентльмены! — закричал
Как только абсурдистанцы разместились в самолете, они сразу же начали распаковывать свои многочисленные покупки и обмениваться обувью через проход. Однако эта суета в салоне первого класса не раздражала меня так, как поведение хасида в предыдущем рейсе, — возможно, потому, что хасид принадлежал к моему племени, а единственный шанс увидеть абсурдистанцев в Санкт-Петербурге предоставляется на рынке, когда ищешь какой-нибудь роскошный цветок в середине зимы или хочешь приобрети экзотического мангуста в качестве домашнего зверька. Я не хочу очернить абсурдистанцев — или как там они себя называют. Они — находчивые и умные представители древней торговой культуры, что, вместе с большим количеством нефти у их побережья, объясняет, почему их страна — самая успешная из наших бывших советских республик. Так называемая каспийская Норвегия.
Я повернулся к окну, чтобы взглянуть на Дунай, над которым пролетал наш самолет. Аккуратные австрийские домики с остроконечными крышами и бассейнами во дворах сменились многоквартирными домами, окружавшими приземистый замок Братиславы, в свою очередь уступившей место меланхоличному Будапешту (я даже смог разглядеть здание парламента, построенное в конце века, на стороне Пешта, и старое государственное здание на стороне Буды); наконец внизу обозначился балканский пейзаж, разоренный войной: разрушенные бомбежкой дома, города, взорванные мосты, домики с оранжевыми крышами, лепившиеся друг к другу, так что напоминали коралловые рифы. «Я делаю шаг назад, чтобы хорошенько разбежаться и перепрыгнуть через границу», — утешал я себя. Когда Запад сменился другой временной зоной, стюардесса компенсировала это, подав роскошный салат с перепелами; карта вин также предлагала приятные сюрпризы, особенно по части портвейна.
— Я буду скучать по тебе, Закусь, — сказал Алеша-Боб, выпив стакан вина сорокалетней выдержки. — Ты — мой лучший друг.
— Я уже становлюсь сентиментальным, — вздохнул я.
— Бельгия тебе подходит, — заметил мой друг по-английски. На этом языке мы говорили, когда оставались наедине, — на нем мы дурачились. — Там нечего делать. Не с кем сражаться. Там ты не будешь вести себя так, будто спятил. Умеришь свои эмоции. Я просто не могу поверить, что ты действительно основал фонд «Мишины дети» и нанял Валентина и Светлану, чтобы они им управляли.
— Помнишь девиз Эксидентал-колледжа? «Ты думаешь, что один человек может изменить мир? Мы тоже так думаем».
— А разве мы не потешались над этим девизом, Закусь, — каждый божий день?
— Наверное, я взрослею, — произнес я самодовольным тоном. — Может быть, в Брюсселе я получу докторскую степень по мультикультурным исследованиям. Может быть, тогда я стану лучше выглядеть в глазах генералов из СИН.
— О чем это ты, черт побери, толкуешь?
— Они любят мульти…
— Ш-ш, — прошипел Алеша-Боб, поднося палец к губам. — Сейчас тихий час, Миша.
Наш самолет приближался к городу Свани. При свете раннего вечера мы увидели зеленую гористую местность, окруженную участками пустыни, а еще там были какие-то выбоины, заполненные чем-то жидким, напоминавшим испражнения больного
Я не сразу осознал, что мы добрались до основного водного массива и что тусклая серая лента — это Каспийское море. Нефтяные вышки соединяли береговую линию с пустыней, а в море виднелись нефтяные платформы, связанные трубопроводами.
Мы быстро спускались в этот апокалипсис. Очевидно, я неверно судил не только о границах моря, но и о глубине местного неба, которое словно обрушивалось под нами, видимо верно оценив груз денег, прибывший из Европы, и ожидая, что долларовые купюры и евро скоро хлынут на правящий класс, как снежная лавина.
Когда самолет совершил посадку, деревенские жители в эконом-классе зааплодировали, радуясь безопасному приземлению, что характерно для третьего мира; мы же в первом классе предпочли держать руки на коленях. Мы проехали мимо плаката. Три стильных тинейджера — рыжеволосая красотка, азиатская куколка и юный негр — критически разглядывали нас своими пустыми красивыми глазами. «МНОГОЦВЕТНЫЙ ФЛАГ БЕНЕТТОНА ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС В ГОРОДЕ СВАНИ», — гласила надпись на плакате.
Недавно построенное здание аэропорта продолжало эту прогрессивную тему: оно походило на монгольскую юрту, сделанную из тонированного стекла и рифленого железа; кое-где виднелись трубы — дизайн, характерный для стран, богатых полезными ископаемыми: они мечутся между восточной экзотикой и западной обезличенностью. Внутри здание представляло собой прохладный железный сарай, наполненный запахами от прилавков с косметикой и от лотков, где продавали свежеиспеченные багеты и самые изысканные йогурты. Интерьер украшали маленькие флажки стран мира и огромный флаг «Майкрософта» — они свисали со стропил, напоминая, что все мы — граждане земного шара, которые любят путешествия и компьютеры.
Однако абсурдистанцы еще не привыкли к новому всемирному порядку. Не обращая внимания на соблазны современности вокруг них, они ринулись к паспортному контролю, что-то выкрикивая на своем непонятном местном наречии и толкая друг друга сумками. У Алеши-Боба была абсурдистанская многоразовая виза, ставившая его в привилегированное положение, в то время как мы с Тимофеем вынуждены были стоять в бесконечной очереди для иностранцев, ожидая, пока нас сфотографируют для визы.
Но помощь не замедлила явиться. Группа толстяков в синих рубашках с эполетами величиной с кирпич уже кружила вокруг меня, осматривая мою тушу теплыми южными глазами. Да будет вам известно, что я тучный, но привлекательный:голова моя пропорциональна торсу, а жир распределен равномерно по всему телу (за исключением обвислого зада). А вот эти ребята из Абсурдистана, как большинство толстяков, походили на огромные шатры, и головки у них были крошечные. У одного из них на груди болталась камера.
— Простите меня, — спросил он по-русски — на общем языке всей бывшей советской империи, — какой вы национальности?
Я печально продемонстрировал русский паспорт.
— Нет, нет, — рассмеялся толстяк. — Я имею в виду национальность.
— Еврей, — ответил я, похлопав себя по носу: до меня дошло, о чем он спрашивает.
Фотограф прижал руку к сердцу.
— Для меня это большая честь, — сказал он. — У еврейского народа долгая и мирная история в нашей стране. Они наши братья, и их враги — наши враги. Когда вы находитесь в Абсурдистане, то моя мать — ваша мать, моя жена — ваша сестра, и в моем колодце всегда найдется для вас вода.