Абу Нувас
Шрифт:
— О да, они очень хороши, так же, как и тот, кто сочинил их.
— Не хотел ли бы ты ответить ему? — с невинным видом спросил вазир.
Хасан отрицательно покачал головой. Аббан усмехнулся:
— На такие стихи трудно ответить — они безупречны и содержат только истину.
Кто-то из гостей заметил:
— К тому же только выдающийся поэт способен ответить сразу.
— Да, — подхватил Аббан, — это не то что сложить стишки о пьянстве или распутстве!
Хасан почувствовал, что не может больше сдерживаться. Жалко, что им все-таки удалось вовлечь его в эту собачью драку, но молчать — еще хуже. Он в первый раз за весь вечер повернулся
— Ты прав, достойнейший, но не все в твоих стихах истина, как ты сейчас узнаешь:
У тебя есть только две вещи из того, Чем ты похвалялся, пузатый коротышка — Холеная борода и длинный нос, А кроме этого — все прах, летящий по ветру. Но зато в тебе есть спесь и гордыня, А также алчность, превосходящая всякую алчность, Из твоих сокровищ можно черпать лишь глупую ложь, Спесивую болтовню и тощие шутки.Аббан побледнел., Как того требовала вежливость, гости смеялись, негромко, но очень искренне и обидно. Он наклонился к Хасану:
— Абу Али, прошу тебя, не разглашай этих стихов, пусть они останутся достоянием только тех, кто присутствовал здесь!
Хасан со злостью ответил:
— Даже если бы мне дали весь мир в награду за молчание, я все равно бы распространил их как можно шире. Терпи же их жар и узнай себе подлинную цену!
Аббан крикнул:
— Господин мой вазир! Защити меня в своем доме от злого языка!
Но Джафар, пожав плечами, ответил:
— Теперь мне уж не защитить тебя, а тебе не отговориться, раз было сказано.
Аббан опустил голову и прошептал:
— Я отомщу тебе, еретик, пьяница, безбожник!
— Пожалей свою холеную бороду и длинный нос, достойный арабов! — прошептал Хасан в ответ.
В это время Джафар обратился к нему:
— Абу Али, ты мастер давать имена, как мне говорили. Я прошу тебя назвать каким-нибудь подходящим именем охотничью суку, которую я недавно купил.
Хасан молча кивнул. Джафар хлопнул в ладоши, и слуга вывел высокую поджарую охотничью собаку с гладкой шерстью, лишь чуть курчавившейся на груди.
Хасан оглядел собаку и медленно сказал:
— У нее холеная борода и длинный нос, я нарекаю ее Умм Аббан — мать Аббана.
Гости, уже не сдерживаясь громко засмеялись, Джафар тоже улыбнулся, но как-то криво.
— Мы благодарны тебе, Абу Али, и Аббан тоже постарается отблагодарить как сумеет, только не сетуй, если какой-нибудь его подарок тебе не понравится.
— «Тонущий не боится промочить ноги», — пословицей ответил Хасан. Он был доволен: хоть как-то показал, что не боится ни Джафара, ни его прихлебателей, а там пусть делают с ним что угодно. К счастью, он проявил осторожность и не сказал ничего, что можно было бы истолковать как ересь.
В эту ночь Хасан спал спокойно, и всю неделю у него сохранялось хорошее настроение. Утром он занимался с учениками, после полудня к нему приходили друзья, и они все отправлялись в монастырь или винную лавку, где всегда можно купить дешевого вина, правда, монастырское лучше. Иногда собирались у него, и тогда Хасан впервые чувствовал себя настоящим хозяином — он снял еще две комнаты, у него было просторно, и вино подают его собственные невольники.
В четверг утром к нему явился песец из «Дивана подношений». Хасан уже давно ждал его —
Войдя в тесное помещение дивана, Хасан едва не оглох — говорившие писцы диктовали своим помощникам какие-то бумаги, и те скрипели перьями, согнувшись на своих циновках и положив лист бумаги на колено. «Вот здесь раздают жалованье поэтам», — указали ему на одно из боковых помещений.
Войдя, Хасан почувствовал, как упало сердце — перед ним на небольшом возвышении сидел Аббан аль-Лахики, рядом с ним — писец.
— Привет тебе, Абу Али, наконец-то ты к нам пожаловал, — сладким голосом почти пропел Аббан.
— Что ты тут делаешь, гладкобородый? — грубо спросил Хасан.
Аббан сладко улыбнулся:
— Повелитель правоверных назначил меня старшим в «Диване подношений поэтам». Теперь я могу достойно заплатить тебе за все добро, что ты сделал мне. Эй, писец, выдай этому человеку два дирхема, за месяц он больше не заработал, да его стихи не стоят и щербатого даника.
Одним прыжком Хасан подскочил к Аббану, схватил его левой рукой за бороду — она действительно была у него густая и холеная, — а правой изо всех сил дал пощечину, так, что заболела ладонь. Потом, отпустив Лахики, сказал:
— Присчитай и это и добавь еще два дирхема к заработку твоей матери, которой гости платят по полданика за ночь. Поистине, я опозорил честную собаку, дав ей имя такой потаскухи.
Придя домой, Хасан увидел испуганные и удивленные лица своих учеников. Он бросился на постель и, сжимая зубами подушку, чтобы не заплакать процедил:
— Будь проклята эта жизнь и тот, кто ее ведет!
XXII
В большую силу вошел Фадл ибн ар-Раби после того, как ему удалось уговорить Яхью ибн Абдаллаха покончить миром с Харуном. Высокий старик долго не мог оправится от обиды, нанесенной ему халифским шутом в присутствии самого повелителя правоверных и его приближенных, и затаился в горах Дейлема со своими сторонниками. Потом, уже через несколько месяцев, стали доходить вести о том, что по дорогам Дейлема на юг направляются подозрительные люди в грубых дерюгах и шерстяных одеждах. Начальник управления-барида Дейлема отправил в столицу одного из этих людей, у которого при обыске нашли подметное письмо с призывом помогать потомкам пророка. Под пыткой он сознался, что нес послание в Хорасан, а дал ему это письмо человек, которого он не знает, ему известно только, что он из людей Яхьи ибн Абдалаха.
Казалось бы, Хасану нет никакого дела до Яхьи — он не принадлежал к числу сторонников рода Али, которых называли алидами или шиитами, но все же чувствовал какую-то смутную зависть к этим людям, его все чаще тянуло отправиться в степь или горы. Но мешала привычка к городской жизни, хорошей еде, вину и, главное, друзьям и ученики. С тех пор как Хасан стал «надимом» Рашида, у него прибавилось учеников, появились собственные «рави» — люди, которые заучивали его сочинения и разносили среди знати и простого люда. Больше не приходилось самому ходить в дома богатых горожан, чтобы увеселять их стихами о вине — это делали ученики и равии. Хасан теперь и не принимал подобных приглашений и был очень доволен, что удается избежать участия в пирушках купцов — это всегда было тягостным для него.