Ацтек
Шрифт:
Потом и Коцатль, проявлявший большой интерес к луку и стрелам старого солдата, принялся мимоходом постреливать в придорожные деревья и кактусы, пока не наловчился стрелять довольно метко. Правда, пуская по-мальчишески стрелы во все, что движется, он по большей части сшибал всякую мелочь — скажем, фазана или земляную белку, — которой всю компанию, конечно же, было не накормить. А как-то раз Коцатль заставил всех нас разбежаться, подстрелив коричневого в белую полоску скунса: можете себе представить, во что это вылилось. Но однажды, идя впереди колонны, мальчик поднял с дневного лежбища оленя, всадил в него стрелу и преследовал, пока тот не зашатался
— Не утруждайся, сынок. Оставь эту тушу стервятникам да койотам. Видишь, ты угодил ему прямо в кишки и их содержимое вылилось внутрь. Мясо будет пахнуть дерьмом. — Коцатль страшно расстроился, однако наставления старого ворчуна выслушал внимательно. — На кого бы ты ни охотился, целься вот сюда или сюда — в сердце или в легкие. И животному не придется мучиться зря, и нам достанется съедобное мясо.
Урок этот мальчик усвоил и в скором времени добыл нам на обед самку оленя. Ее он подстрелил уже по всем правилам.
На каждом вечернем привале, будь то в деревушке или посреди пустынной местности, я предоставлял Пожирателю Крови, Коцатлю и рабам разбивать лагерь или обустраивать нашу стоянку, а сам же, достав краски и бумагу, принимался по свежим впечатлениям чертить карты и составлять подробный, со множеством деталей отчет о пройденном маршруте, отмечая все мало-мальски заслуживающее упоминания. Если мне не удавалось закончить эту работу до наступления темноты, я обычно продолжал ее с утра, пока остальные сворачивали лагерь. Мне хотелось записать все как можно скорее, пока не поблекли воспоминания, однако, так или иначе, это было хорошей тренировкой памяти. Возможно, именно потому, что я столь основательно упражнял ее в молодые годы, я и теперь, на склоне лет, так хорошо помню многие события своей жизни… включая и такие, которые предпочел бы забыть.
В то путешествие, как и в последующие, я с интересом знакомился с новыми словами и понятиями. Как я упоминал, к тому времени мой родной науатль уже стал распространяться повсюду, так что почти в каждой, даже самой захолустной деревеньке можно было найти человека, говорившего на нем вполне сносно. Большинство странствующих купцов удовлетворялись тем, что находили такого переводчика и обо всех сделках договаривались через него. Одному и тому же торговцу доводилось бывать в землях самых разных племен, говоривших на разных языках, но, поскольку практической надобности осваивать все эти языки у него не возникало, мало кто утруждал себя изучением хотя бы одного незнакомого наречия.
Меня же всегда интересовали новые языки, и я, по-видимому, обладал способностью усваивать их без особого труда. Возможно, этому способствовало то, что мне с детства пришлось иметь дело с разными диалектами науатль, которые были в ходу на Шалтокане, в Тескоко, Теночтитлане и, пусть там я пробыл совсем недолго, в Тлашкале. Двенадцать рабов нашего каравана, которые говорили на своих родных языках, а кое-как объясняться на науатль научились, уже попав в неволю, стали для меня источником новых знаний. Указывая по дороге на какой-либо предмет, я запоминал его название и добавлял еще одно чужеземное слово к уже мне известным.
Не стану уверять, будто я научился бегло говорить на языках всех племен, с которыми встречался во время этого своего и последующих путешествий. Однако наречия миштеков, сапотеков, чиапа и майя
Приведу один пример. Как-то раз, едва мы перевалили через очередной невысокий кряж, Четвертый начал выказывать радостное возбуждение. Я поговорил с рабом на его родном языке, и тот объяснил, что совсем неподалеку, как раз по пути, находится его родное селение Иночикстлан. Некогда он покинул родительский дом, чтобы попытать счастья в большом мире, но попал в руки разбойников, которые продали его знатному чалька. Он несколько раз переходил от хозяина к хозяину, был включен в состав партии рабов, переданной Союзу Трех в качестве уплаты дани, и в конце концов оказался на помосте невольничьего рынка, где его и нашел Пожиратель Крови.
Разумеется, чуть позже я узнал бы все это и не понимая языка раба, ибо, как только мы прибыли в Иночикстлан, навстречу Четвертому бросились его отец, мать и два брата, со слезами и радостными возгласами приветствовавшие давно пропавшего родственника. Они и сельский текутли (точнее, чагула, как называли мелкого вождя в здешних краях) стали просить разрешения выкупить у меня этого человека. Выразив полное понимание и сочувствие, я, однако, не преминул заметить, что Четвертый — самый рослый из носильщиков нашего отряда, единственный, кто способен в одиночку нести на плечах мешок с необработанным обсидианом. В ответ чагула предложил купить у меня не только раба, но и обсидиан, поскольку в здешних краях этот ценный материал не добывали. Зато жители этой деревни изготовляли превосходные шали, которые вождь и предложил мне в уплату.
Шали оказались и впрямь великолепны, но мне пришлось объяснить селянам, что мы проделали лишь треть пути до конечной цели моего путешествия, так что я пока не стремлюсь приобретать товары, ибо не собираюсь таскать их с собой весь путь туда и обратно. Честно говоря, я уже готов был уступить, ибо настроился отдать Четвертого семье, однако, к моему удивлению, мать и отец носильщика встали на мою сторону.
— Чагула, — почтительно обратились они к своему вождю, — посмотри на этого молодого купца. У него доброе лицо, он нам сочувствует и уж конечно сам заплатил немалую цену за такого замечательного работника, как наш сын. Теперь он — его законная собственность, но неужели ты пожалеешь средств на святое дело освобождения своего соплеменника?
Я не вмешивался, да этого и не требовалось: горластые родственники Четвертого повернули дело так, что, дабы не выглядеть скупым, жестоким и равнодушным к судьбе соотечественника, их чагула вынужден был запустить руку в сельскую казну. Так что в результате за раба и мешок обсидиана он отсыпал мне бобов какао и маленьких медных слитков, нести которые было удобнее и легче, чем необработанный камень. Я получил за него хорошую цену, а за раба выручил вдвое больше, чем за него заплатил! Когда обмен был произведен и Четвертый снова стал свободным жителем Иночикстлана, в селении на радостях решили устроить праздник, на котором мы стали желанными гостями. Естественно, что и едой, и шоколадом, и октли нас угощали бесплатно.