Ацтек
Шрифт:
— А почему ты выбрала именно меня? — Потому что ты молод. И наверняка пока еще почти не имел дела с распутными женщинами, которые успели бы тебя испортить. И еще ты хорош собой. Конечно, не так красив, как мой муж, но вполне мог бы сойти за одного из Бен Цаа. Кроме того, ты человек состоятельный, который может позволить себе заплатить за удовольствие.
Некоторое время мы шли молча, а потом она уточнила: — Ты ведь заплатишь мне, да? — Конечно, — хрипло ответил я. Язык мой распух от октли, а тепули набух от предвкушения. — С кого-то же мне надо начинать, — заявила женщина спокойно и рассудительно. — Я рада, что начну именно с тебя,
— Муж совсем ничего тебе не оставил? — не без труда удалось выговорить мне.
Джай Беле махнула рукой и печально сказала: — Когда-то этот постоялый двор принадлежал нам. Но мой муж тяготился скучной жизнью трактирщика и постоянно отправлялся на поиски приключений — в надежде разбогатеть и избавиться от опостылевшего занятия. Он добывал порой удивительные диковины, но ничего по-настоящему ценного так и не нашел, а мы тем временем все глубже увязали в долгах. Путешествия — дорогое удовольствие, а выгоды они не приносили. Ну а чтобы раздобыть средства на свой последний поход, на который он возлагал огромные надежды, муж заложил постоялый двор.
Она пожала плечами. — Но обратно он так и не вернулся. Сгинул, как человек, завлеченный в трясину обманными огоньками болотного духа Кстабаи. Это было четыре года назад.
— И постоялый двор достался тому торговцу, который давал твоему мужу средства под залог. Этому жирному коротышке! — пробормотал я.
— Да. Его зовут Вайай, он из народа цогуэ. Но это еще полбеды. Дело в том, что долг моего мужа оказался таким огромным, что даже стоимость постоялого двора его не покрыла. Наш бишосу — человек добрый и справедливый, но он признал требования Вайайя законными и не мог вынести другого решения, кроме как обязать меня отработать долг. Хорошо еще, что не тронули моих девочек. Они зарабатывают чем умеют — шитьем, вышиванием, стиркой, — но большинство людей, которые могут заплатить за такую работу, тоже имеют дочерей или собственных рабов, так что много этим не выручишь. А мне приходится трудиться с рассвета до заката бесплатно.
— И давно ты гнешь спину на этого Вайайя? Она вздохнула: — Почему-то наш долг никак не уменьшается. Я пошла бы даже на то, чтобы, пересилив отвращение, расплатиться с ним своим собственным телом, но он евнух.
Я хмыкнул, скорчив удивленную гримасу. — Раньше Вайай был жрецом кого-то из богов своего племени и, как это делают многие из них, приведя себя в экстаз с помощью дурманящих грибов, отхватил свое мужское достоинство, чтобы возложить его на алтарь. Правда, парень тут же пожалел о содеянном, да так горько, что сложил с себя сан. Но не пропал, потому как к тому времени уже скопил — не иначе как отначил из подношений верующих — достаточно средств, чтобы заняться торговлей.
Я снова хмыкнул. — Мы с дочками живем просто, но с каждым днем становится все труднее. Так что, если нам вообще суждено выжить… — Она распрямила плечи. — Я объяснила девочкам, чем мы должны будем заниматься. Но только на словах, а теперь покажу на своем примере. Вот мы и пришли.
Джай
— Мои дочки, — сказала хозяйка, указав на двух девушек, стоявших прислонившись спиной к стене.
Я ожидал увидеть двух маленьких чумазых девчушек, которые со страхом уставятся на приведенного матерью в дом незнакомца, но оказалось, что одна из дочек примерно моих лет, а ростом не уступает матери, с которой схожа и лицом, и фигурой. Другая девушка, тоже красавица, была года на три моложе. Обе уставились на меня с любопытством. Я, мягко говоря, был удивлен, но исполнил перед ними залихватский жест целования земли и чуть-чуть не грохнулся оземь, хорошо что младшая успела меня подхватить.
Она невольно хихикнула, и я тоже засмеялся в ответ, но тут же замер в растерянности. Я уже говорил, что возраст женщины из племени сапотеков определить не просто, этой девушке было всего лет семнадцать, не больше, но ее черные как смоль волосы расцвечивала, подобно молнии, пронзившей полночь, седая прядь, зачесанная назад.
— Когда она еще ползала на четвереньках, ее, вот сюда, укусил скорпион, — пояснила, заметив мой взгляд, Джай Беле. — Бедняжка тогда чуть не умерла и хоть потом и поправилась, но волосы в месте укуса так и растут седыми.
— Она… они обе такие же красивые, как и ты, — учтиво пробормотал я.
Но, должно быть, хозяйка заметила, как я ужаснулся, поняв, что эта женщина годится мне в матери. Во всяком случае, она бросила на меня обеспокоенный, чуть ли не испуганный взгляд и сказала:
— Нет, пожалуйста, даже не думай о том, чтобы взять одну из них вместо меня.
После этого Джай Беле стащила блузу через голову и моментально покраснела, да так сильно, что краска залила даже ее обнаженную грудь.
— Пожалуйста, молодой господин! Я ведь предлагала только себя. Дочкам пока еще рано…
Видимо, приняв мое замешательство за сомнение, она быстро сбросила на пол юбку и нижнее белье и теперь стояла передо мной и своими дочерями обнаженная.
Я нерешительно посмотрел на них: глаза у обеих расширились, наверняка девочки были потрясены не меньше моего. Но Джай Беле, похоже, вообразила, что я сравниваю образцы имеющегося в наличии товара.
— Пожалуйста, — взмолилась она. — Не трогай их. Лучше возьми меня.
С этими словами женщина увлекла меня, слишком ошеломленного, чтобы сопротивляться, за собой на топчан, задрала накидку и потянула за мою набедренную повязку.
— Хозяин гостиницы потребовал бы за маатиме пять бобов какао, из которых два оставил бы себе, — задыхаясь, произнесла она, — поэтому я прошу только три. Разве это не справедливая цена?
Ответить я не мог, поскольку растерялся невероятно. Только представьте: мы оба голые, девушки таращатся на нас так, словно не в силах оторвать от этого зрелища глаз, а их мать пытается завалить меня на себя. Вероятно, девушки знали, как выглядит тело их матери, и, возможно, даже видели возбужденный мужской член, но едва ли когда-нибудь становились свидетельницами совокупления.