Ацтек
Шрифт:
— Вели своим прихвостням перетащить все это в наши лодки. — Служитель бога моря снова сглотнул, но промолчал. — А ну-ка пошевеливайся, или я отсеку тебе руки по локоть, потом по плечи… ну а потом отрублю что-нибудь еще.
Жрец поспешно буркнул что-то на своем языке, видимо отдав помощникам приказ. Молча, лишь искоса бросая на меня злобные взгляды, младшие жрецы принялись под присмотром моих людей перетаскивать мешочки и мотки пряжи из пещеры к лодкам. Пурпура в святилище накопилось много, так что ходить туда-сюда им пришлось не раз, и все это время я, оставаясь с безруким жрецом возле статуи, держал наконечник копья приставленным к его подбородку. Разумеется, мне ничего не стоило заставить
И только когда последний из мешочков был вынесен из пещеры, главный жрец дрожащим от ненависти голосом заговорил снова:
— Ты уже осквернил это священное место раньше. Ты разгневал Тиат Ндик, и он, рассердившись, ниспослал цьюйю. А на этот раз его гнев наверняка будет еще страшнее. Бог моря не допустит, чтобы ты, совершив кощунство, беспрепятственно удалился с награбленным пурпуром.
— Может быть, — беспечно отозвался я, — он смягчится, если я принесу ему другую жертву, тоже красного цвета?
С этими словами я нанес ему удар снизу вверх, и наконечник копья, пробив челюсть, язык и нёбо, вонзился жрецу в мозг. Он упал плашмя на спину, красная кровь фонтаном брызнула у него изо рта, и мне, чтобы высвободить копье, пришлось упереться ногой в его подбородок.
Позади раздался крик ужаса: как раз в этот момент мои воины в очередной раз пригнали помощников жреца назад в грот. На сей раз мы действовали молниеносно: прежде чем служители идола успели прийти в себя, чтобы попытаться убежать или оказать сопротивление, все они были мертвы.
— Я обещал жертвоприношение этому каменному истукану. Свалите трупы туда, — прозвучал мой приказ.
Когда это было сделано, статуя бога приобрела уже не пурпурный, но глянцево-красный цвет, и вокруг нее растекалась липкая лужа.
Мне кажется, что Тиат Ндик был вполне удовлетворен моим даром. Во всяком случае, ни землетрясения, ни бури не разразилось: мы спокойно вернулись к лодкам, тяжело нагрузили их обретенными сокровищами и без помех отчалили. Морской бог не помешал нам отплыть подальше от прибрежных скал и утесов, повернуть на восток и двинуться вдоль побережья, оставляя позади уходящую в море гору и землю «бродяг». Больше я в этом краю никогда не бывал.
Однако следующие несколько дней, оставаясь в прибрежных водах гуаве и сапотеков, мы не снимали боевых нарядов мешикатль, так что в приморских рыбацких деревеньках нас принимали за настоящий воинский отряд. Рыбаки со встречных лодок озадаченно махали нам руками. Это продолжалось до тех пор, пока мы не миновали перешеек Теуантепек и не прибыли в Шоконочко — страну хлопка. Там мы пристали к берегу в укромном месте, зарыли в землю доспехи и воинские регалии, сломали все оружие, кроме самого необходимого, переложили мешочки и мотки крашеной пряжи в торбы, и поутру путь на лодках продолжили уже не воины, а молодой почтека и его носильщики. В тот же день мы совершенно открыто высадились у деревни Пиджиджиа племени маме, где я и сбыл наши каноэ. Правда, сделать это удалось лишь по прискорбно низкой цене, поскольку у тамошних рыбаков, как и у всех жителей побережья, и без нас имелось достаточно лодок. Наверное, со стороны на меня и моих товарищей было смешно смотреть: после столь долгого плавания на суше у нас заплетались ноги. Чтобы заново привыкнуть к твердой земле, нам пришлось на пару дней задержаться в Пиджиджиа, и прежде чем мы снова взвалили на плечи свои тюки и отбыли вглубь материка, у меня там состоялось несколько любопытных бесед со старейшинами племени маме.
Брат Торибио интересуется, зачем нам понадобилось переодеваться то из купцов в воинов, то
Поскольку жители Акамепулько знали, что молодой купец приобрел для себя и своих носильщиков четыре морских каноэ, а жители Пиджиджиа — что похожая группа вскоре продала точно такие же лодки, то в обоих населенных пунктах это, конечно, могло показаться подозрительным. Но эти поселения находились слишком далеко одно от другого, так что опасаться того, что тамошние обитатели сопоставят факты и придут к определенным выводам, не приходилось. Ну а уж от обеих столиц, и от нашей, и от сапотеков, они лежали в еще большем отдалении, поэтому такого рода слухи вряд ли когда-либо могли дойти до ушей Коси Йюела или Ауицотля.
Зато представлялось совершенно неизбежным, что цью, обнаружив трупы жрецов и исчезновение из святилища священного пурпура, поднимут страшный шум. Непосредственных свидетелей ограбления пещеры мы устранили, но, скорее всего, их соплеменники видели, как мы приближались к священной горе или отплывали от нее. Так что рано или поздно и бишосу Коси Йюела, и Чтимый Глашатай Ауицотль узнают о том, что случилось. Ясно, что цью могут приписать этот разбой лишь отряду мародеров из Мешико. Владыка сапотеков, заподозрив неладное, обратится к Ауицотлю, но тот заявит (совершенно искренне), что никаких воинов к морскому побережью не посылал. Я был готов поручиться, что в результате возникнет такая путаница, что никто и никогда не свяжет разбойничавшую на побережье шайку дезертиров с мирными торговцами, а стало быть, до меня наверняка не доберутся.
Сначала я собирался из Пиджиджиа повести свой отряд через перевал в страну чиапа, однако пурпура было столько, что я решил, что моим носильщикам не стоит таскаться по горам с объемистыми тюками. Поэтому я отправился в Чиапан один, велев своим людям двигаться вперед не торопясь. Мы договорились встретиться на безлюдных пустошах перешейка Теуантепека, и я напоследок посоветовал своим товарищам избегать селений и, по возможности, встреч с другими путешественниками. Караван, состоящий из одних носильщиков, с товарами, но без купца, неизбежно привлек бы к себе внимание, а лишние расспросы нам были ни к чему. Поэтому, отойдя подальше от Пиджиджиа, семеро ветеранов двинулись по равнинам Шоконочко на запад, тогда как я, поднявшись в горы, направился на север.
Перевалив через кряж, я спустился в убогий, хотя и считавшийся столицей город Чиапан и пошел прямиком к мастеру Ксибалбе. Он очень обрадовался мне и радостно воскликнул:
— Ага! Я так и знал, что ты здесь еще объявишься, а потому специально собрал побольше кварца и изготовил уйму зажигательных кристаллов.
— Кристаллы действительно идут нарасхват, — сказал я ему. — Прибыль я получаю немалую, поэтому на сей раз уж непременно заплачу тебе настоящую цену — и за материал, и за работу!
Когда моя торба наполнилась завернутыми в хлопок кристаллами, оказалось, что груз у меня на плечах почти не уступает по весу тому, что тащили мои носильщики. Однако я не стал задерживаться в Чиапане, чтобы отдохнуть и набраться сил, потому что остановиться в этом городе мог только в доме семьи Макобу, где мне пришлось бы отбиваться от заигрываний двух кузин, а это выглядело бы неучтиво со стороны гостя. Поэтому я заплатил мастеру Ксибалбе золотым порошком и немедля продолжил путь.
Несколько дней спустя после недолгих поисков вдалеке от населенных пунктов и оживленных дорог я вышел в условленное место, где возле костра и кучи обглоданных костей броненосцев, игуан и прочих съедобных тварей дожидались меня спутники. Там же мы и заночевали, а я в тот вечер впервые с момента нашего расставания смог наконец подкрепиться горячим: специально для меня зажарили жирного фазана.