Ацтек
Шрифт:
В знак почтения я снова преподнес Чтимому Глашатаю кристалл и был удостоен прохладной благодарности. Поэтому, прежде чем поднять вопрос, который вполне мог воспламенить его гнев, я решил поведать владыке кое-что способное улучшить его настроение:
— Мои путешествия, владыка Глашатай, привели меня в прибрежную землю Шоконочко, откуда к нам поступает большая часть хлопка и соли. Я провел два дня среди народа маме, в их главной деревне Пиджиджиа, и тамошние старейшины пригласили меня на свой совет. Они хотели, чтобы я передал юй-тлатоани Мешико их послание.
— Говори, — равнодушно разрешил Ауицотль. — Узнай сперва, мой господин, что Шоконочко — это не государство, а обширный плодородный край, населенный различными народами: маме, миксе, комитеками
— Интересно, — пробормотал Ауицотль. — Но не очень. — К востоку от богатого и плодородного Шоконочко находится Куаутемалан, страна Спутанного Леса, не богатая ничем, кроме непролазных джунглей. Ее жители, киче и лакандоны, являются выродившимися потомками майя. Они бедны, грязны, ленивы и, следовательно, не достойны даже нашего презрения. Однако совсем недавно эти дикари проявили неожиданную воинственность и стали совершать из Куаутемалана в Шоконочко опустошительные набеги. Они угрожают продолжать свои налеты и грабежи до тех пор, пока народ Шоконочко не согласится платить им изрядную дань хлопком и солью.
— Дань? — проворчал Ауицотль, проявив наконец явный интерес. — Они покушаются на наш хлопок и нашу соль?
— Да, мой господин. И едва ли можно ожидать, что мирные работники хлопковых плантаций, рыбаки и добытчики соли смогут организовать надежную оборону своих земель. Правда, у них хватило-таки духу отвергнуть притязания чужаков: они не хотят, чтобы киче и лакандоны даром получали то, что до сих пор, к взаимной выгоде, покупали в Мешико. Старейшины полагают, что наш Чтимый Глашатай тоже не придет в восторг, услышав о притязаниях дикарей.
— Не трудись объяснять нам очевидное, — прорычал Ауицотль. — Говори, что предложили эти старейшины? Чтобы мы ради них пошли войной на Куаутемалан?
— Нет, мой господин. Они предлагают отдать нам Шоконочко. — Что? — Владыка был просто ошеломлен. — Если юй-тлатоани Мешико примет земли Шоконочко под свою руку в качестве новой провинции, то все мелкие местные правители сложат с себя полномочия, а племена добровольно откажутся от своей самостоятельности и, поклявшись в верности Теночтитлану, добровольно войдут в состав великой державы. У них только два условия: позволить им жить и работать, как раньше, и по-прежнему получать плату за свой труд. Старейшины маме от имени всех соседних племен просят назначить наместником и защитником Шоконочко знатного мешикатль и разместить на их землях хорошо вооруженный гарнизон.
В кои-то веки даже угрюмый Ауицотль выглядел довольным. — Невероятно, — пробормотал он себе под нос. — Богатая земля сама отдается нам в руки! — Когда правитель обратился ко мне, голос его заметно потеплел: — Вижу, молодой Микстли, ты приносишь не одни затруднения.
Я скромно промолчал. Он продолжил, размышляя вслух: — Это были бы самые отдаленные владения Союза Трех. Разместив там армию, мы установили бы господство над большей частью Сего Мира — от моря и до моря. Таким образом, соседние народы уже поостерегутся причинять нам беспокойство. Во всяком случае, если вдруг возникнут какие-то недоразумения, им придется пойти на уступки…
Я заговорил снова: — Если позволишь, владыка Глашатай, я назову еще одно преимущество. Хотя нам и предстоит разместить войско далеко от Теночтитлана, оно не будет зависеть от поставок припасов. Маме заверили меня, что наш гарнизон будет кормиться за счет местного населения.
— Клянусь богом войны, мы сделаем это! — воскликнул Ауицотль. — Разумеется, сначала придется вынести вопрос на рассмотрение Изрекающего Совета, но это будет простой формальностью.
— Может быть, — сказал я, — мой господин сочтет нужным сообщить Изрекающему Совету также и о том, что как только солдаты обустроятся на новом месте, к ним смогут присоединиться и их семьи.
— Мечты у тебя с размахом, а? — усмехнулся Ауицотль. — Может быть, это было излишне смело с моей стороны, Чтимый Глашатай, но я упомянул о возможности подобного переселения на совете старейшин маме, и они заявили, что не только не будут этому препятствовать, но и сочтут за честь возможность превращения своего края в, как они выразились, Теночтитлан Юга.
Правитель посмотрел на меня с подозрением, некоторое время помолчал, барабаня пальцами, а потом сказал:
— В мирное время ты всего лишь купец, считающий бобы, а в армии, хоть и дослужился до звания текуиуа…
— Милостью моего господина, — смиренно вставил я. — Короче говоря, ты — никто! И вдруг ты приходишь и даришь нам целую новую провинцию, более ценную, чем любую из всех присоединенных к Мешико путем переговоров или силой со времен правления нашего высокочтимого отца Мотекусомы. Я обязательно доведу до сведения нашего Совета.
— Мой господин, — промолвил я, — раз уж было упомянуто имя Мотекусомы, я должен сообщить следующее…
И я завел разговор, который откладывал до последней возможности: пришлось изложить все нелицеприятные соображения бишосу Коси Йюела относительно его племянника.
Как я и ожидал, Ауицотль начал сердито фыркать и заметно багроветь, но его гнев был направлен не на меня. Он напрямую заявил мне:
— Узнай же, молодой Микстли, что в бытность свою жрецом юный Мотекусома неукоснительно следовал всем правилам, предписываемым богами, вплоть до самых дурацких и несуразных. Он изо всех сил стремился искоренить все человеческие слабости как в себе, так и в других. В отличие от многих жрецов мой племянник никогда не впадал в ярость и не выходил из себя, но оставался холоден и бесстрастен. Но как-то раз, произнеся слово, которое, как ему показалось, могло быть сочтено богохульством, он проткнул себе язык и протащил сквозь отверстие шнур, на котором было нанизано штук двадцать шипов агавы. А в другой раз, когда его посетила низменная мысль, он проделал такую же дырку в своем тепули и снова подверг себя кровавому самоистязанию. Ну а теперь, сделавшись командиром, Мотекусома, похоже, перенес свой фанатизм на вопросы войны. По-видимому, впервые получив под начало людей, этот щенок койота стал скалить зубы и рычать вопреки как полученным приказам, так и здравому смыслу… — Ауицотль сделал паузу, а когда продолжил, мне показалось, что он снова размышляет вслух. — Я понимаю, что он стремится быть достойным имени своего деда — Воинственного Владыки. Молодого Мотекусому не устраивает мир с соседями, ибо ему нужны противники и победы. Он хочет, чтобы его уважали и боялись как человека с крепкими кулаками и зычным голосом. Беда в том, что мой племянник не понимает: этого мало. Если за душой нет ничего большего, такой человек, встретив противника, у которого и кулак покрепче, и голос погромче, сам съежится от страха.
— У меня сложилось впечатление, мой господин, что представитель сапотеков больше всего страшится возможности того, что твой племянник может когда-нибудь стать юй-тлатоани Мешико.
Услышав это, Ауицотль все же бросил на меня хмурый взгляд. — Коси Йюела умрет задолго до того, как ему придется беспокоиться о своих отношениях с каким-либо новым юй-тлатоани. Нам всего сорок три года, и мы собираемся жить еще долго. А прежде чем умереть или впасть в старческое слабоумие, мы сообщим Совету имя нашего преемника. Сразу нам и не вспомнить, сколько именно сыновей среди двух десятков наших детей, но в любом случае среди них найдется хотя бы один новый Ауицотль. Имей в виду, Микстли, громче всех грохочет пустой барабан, который годится только на то, чтобы в него колотили. Мы не посадим на наш трон пустозвона вроде нашего племянника Мотекусомы. Запомни наши слова!