Ацтек
Шрифт:
— Опять ждать! — сказал я, сопроводив это замечание ругательством. — Но тем временем Куитлауак будет собирать отовсюду на остров воинов. Может быть, ты заметил, что между островом и материком снует все больше плотов и лодок, перевозящих, как предполагается, цветы, продукты и все такое. И лодочники действительно перевозят мирные грузы, но под ними скрываются оружие и воины, которых правитель аколхуа Какамацин посылает из Тескоко и Тлакопана. Нас становится все больше и больше, а вот противник, наоборот, будет ослабевать. Во время резни из дворца разбежалась почти вся челядь. Теперь, конечно, ни один мешикатль, будь то уличный торговец или носильщик, не принесет туда еду или
— Так что же, — спросил я, — Куитлауак надеется уморить их голодом и принудить сдаться?
— Нет. Они, конечно, будут чувствовать себя неуютно, но кухонные кладовые дворца битком набиты, так что провизии до возвращения Кортеса им хватит. А вернувшись, он не должен застать нас осаждающими дворец, ибо в таком случае сам возьмет остров в осаду, чтобы точно так же уморить нас голодом.
— А зачем вообще его сюда обратно впускать? — требовательно спросил я. — Мы ведь знаем, что Кортес движется в Теночтитлан. Так давайте выйдем из города и нападем на него на открытой местности, обрушив все свои силы.
— А ты забыл, как легко он победил Тлашкалу? А теперь у белого вождя гораздо больше солдат, лошадей и оружия. Нет, сталкиваться с ним лицом к лицу в открытом поле мы не станем. Наоборот, Куитлауак намерен беспрепятственно впустить Кортеса в город. Пусть он увидит, что дворец цел, его люди не пострадали, мир не нарушен. Но о наших затаившихся, готовых к удару воинах он знать не будет. И когда все белые люди соберутся в одном месте, вот тогда мы — пусть ценой наших жизней! — очистим наш остров и весь озерный край от этой заразы!
Возможно, боги решили, что пришла пора изменить тонали Теночтитлана к лучшему, поскольку план этот все-таки сработал, хоть и с несколькими непредвиденными осложнениями.
Когда мы получили известие о том, что Кортес в сопровождении многочисленного войска приближается к городу, регент Куитлауак приказал всем, включая вдов, сирот и других родственников убитых, не выказывать признаков враждебности.
Мосты через водные проходы на всех трех дамбах были наведены, и по ним в большом количестве перемещались путники и носильщики.
Лодки и плоты, в изобилии сновавшие по озеру, действительно перевозили мирные с виду грузы, а тысячи тайно, под самым носом у стоявших на материке испанских союзников, доставленных в город воинов аколхуа и текапенеков никак не обнаруживали свое присутствие. Их разместили в семьях горожан, и восемь таких рвавшихся в бой солдат жили в моем доме.
Улицы Теночтитлана, как всегда, были запружены народом, а рынок Тлателолько оставался по-прежнему оживленным, многоцветным и шумным. Единственным почти безлюдным местом во всем городе стало Сердце Сего Мира. Мраморные плиты площади так и не отмыли от крови, но пересекали ее теперь только жрецы расположенных там храмов, продолжавшие, как и подобало, исполнять рутинные обряды.
Кортес, разумеется, прознал об учиненной его подчиненными резне. Он приближался к городу с опаской, ибо ожидал враждебных выступлений и не хотел подвергать свою пусть даже и столь грозную армию риску попасть в засаду. Обогнув Тескоко на благоразумном расстоянии, как и раньше, Кортес вышел к южному берегу озера, но не направился в Теночтитлан по южной, самой длинной, насыпи, ибо решил, что, растянувшись по ней,
Оказавшись на острове, Кортес, должно быть, вздохнул с облегчением. Он не столкнулся не только с засадами или попытками преградить ему путь, но даже с открытыми проявлениями враждебности. Конечно, радостных толп, осыпающих чужеземцев цветами, на улицах не встречалось, но не было и гневных выкриков или брани. Так что наверняка Кортес, вступая в город во главе полутора тысяч соотечественников, не говоря уж о поддержке тысяч союзников, расположившихся дугой на материке, чувствовал себя всемогущим. А возможно, он даже решил, что мы, мешикатль, окончательно смирились, признав его превосходство. Во всяком случае, войска испанцев прошли по дамбе и вступили в город с видом победителей и полноправных хозяев.
Увидев, что центральная площадь пуста, Кортес не выказал ни малейшего удивления: возможно, он решил, что ее расчистили для его удобства. Так или иначе, основные силы испанцев, подняв страшный шум и распространяя ужасное зловоние, начали располагаться там лагерем, привязывая лошадей, разжигая костры и устанавливая шатры, то есть обустраиваясь так, словно намеревались оставаться там на неопределенное время. Всем тлашкалтекам, кроме нескольких вождей и благородных воителей, пришлось покинуть дворец Ашаякатля, чтобы освободить место испанцам и тоже расположиться на площади. Мотекусома с группой верных придворных в первый раз после той страшной ночи также вышел туда, чтобы поприветствовать Кортеса, но тот проявил полное пренебрежение: сделал вид, будто не замечает его, и прошел во дворец бок о бок со своим новым товарищем Нарваэсом.
Могу поспорить, что, ввалившись туда, оба первым делом потребовали еды и питья, и представляю, как вытянулись у них физиономии, когда вместо слуг на их зов явились лишь солдаты Альварадо, а вместо разнообразных яств командирам предложили заплесневелые бобы. Мне бы также очень хотелось услышать первый разговор Кортеса с Альварадо. Послушать, как этот солнцеволосый вождь расписывал свои геройские подвиги при подавлении «восстания» безоружных женщин и детей, тогда как воины Мешико остались целы и по-прежнему представляли собой угрозу.
Кортес и его возросшее войско явились на остров во второй половине дня. Очевидно, он, Нарваэс и Альварадо совещались до наступления ночи, но что именно они обсуждали и к какому пришли решению, никто не знал. Так или иначе, в какой-то момент Кортес послал своих солдат через площадь во дворец Мотекусомы, где те, орудуя копьями и ломами, снесли стены, за которыми наш Чтимый Глашатай пытался укрыть свою казну. Словно муравьи, снующие между горшком с медом и своим муравейником, принялись они торопливо двигаться по площади туда-сюда между двумя дворцами, перенося золото и драгоценности в пиршественный зал Кортеса. На это у солдат ушла большая часть ночи, ибо сокровища были несметными и вдобавок имели не самую удобную для переноса форму. Вижу, что вы удивлены, так что мне, наверное, следует объяснить поподробнее.