Ад уже здесь
Шрифт:
— Ладно. — Николай без всякого энтузиазма кивнул, махнув рукой, и подошел к двери.
— Ты куда?
— Посмотрю, насколько сильно их охранники нас опекают.
Охранники сидели на стульях за большим деревянным ящиком и играли в покер, ставя на кон папиросы. Они лишь бросили на Николая взгляд и не мешали ему выйти из комнаты. В дальнем конце центрального зала стулья и пластиковые ящики уже не пустовали. На них рассаживались дети, и седой горбатый старик с черной повязкой на глазах что-то им говорил. Васнецов неторопливо двинулся к ним. Ребенком в инвалидной коляске
— Hi, — произнесла тоненьким голоском девочка и улыбнулась.
Николай перестал приближаться к детям и остановился, рассматривая их с дистанции нескольких шагов. Всего их было около двух десятков, и большая их часть несла на себе печать врожденных уродств. Невероятно широко расставленные большие, полуприкрытые глаза, не излучающие и малой толики сознания и разума. Застывшая на лице улыбка непропорционально большого беззубого рта. Крохотные руки с недоразвитыми пальцами. Заячьи губы и какая-то чешуя на лице…
Это было ужасное зрелище, которое весьма кстати дополнял уродливый старик с завязанными слепыми глазами. Николай попятился. Седая девочка с белыми глазами перестала улыбаться. Она лишь вздохнула и грустно произнесла:
— Bye.
Васнецов сделал несколько шагов, пятясь назад, и наткнулся спиной на что-то. Обернувшись, он увидел, что дорогу ему перегородил высокий бородатый рейнджер. Тот ухмыльнулся и толкнул Николая легонько в плечо. Затем вытянул руку, указывая пальцем на детей, и что-то заговорил.
Васнецов не понимал ни слова. Но вдруг где-то в сознании он стал улавливать тот смысл, который хотел донести до его разума своим монологом этот американец. И, не зная языка, он вдруг стал понимать все…
— Что, страшно на это смотреть, русский? А ты смотри! Смотри внимательно! Это вы сделали! Это из-за вас эти дети такие!
— Дети, — пробормотал Николай. — Дети такие… Из-за нас такие дети…
Васнецов мотал головой, принимая из глубин своего сознания понимание того, что говорил на своем языке американец.
— Дети, значит…
Николай вдруг пристально посмотрел рейнджеру прямо в глаза. Ухмылка стерлась с лица охранника от этого взгляда.
— Детей, значит, жалко?! — воскликнул Васнецов и толкнул рейнджера в ответ ладонью по плечу. — А ты думаешь, что на моей родине досталась детям лучшая доля? И с кого мне теперь спросить? С тебя, американец? А может, ты считаешь, что есть где-то на земле места, где Бог миловал детей и они не рождаются уродами? И кто их сделал такими, а? Детей тебе жалко стало?! А раньше вы все, бараны, о чем думали, вашу мать!!! О чем вы, суки, раньше-то думали все, и ваши, и наши, и все на земле!!! Когда свою планету бурами наизнанку выворачивали, о чем думали?! Когда насиловали ее скважинами нефтяными да газовыми, о чем думали!!! Когда вытряхивали из планеты все недра так, словно последний день на ней живете, о чем думали!!! Когда в моря и реки отходы сливали без зазрения совести!!! О чем вы думали, когда ковали ракеты и танки!!! Когда планировали
Из комнаты выскочил Варяг. Он миновал недоуменно глядящих на разбушевавшегося Николая охранников и схватил его за плечи.
— Ты чего опять натворил?! — воскликнул он.
— Чего я натворил?! Я?! Это вы все что натворили?! Это мой мир! Вы мне его таким оставили в наследство! Только мне повезло родиться чуть раньше, и я не стал уродом с двумя головами! Вот ты в рейдах своих много нормальных детей видел?! А? Да большинство такие же! Новое поколение ядерной зимы! А наш век закончится, и что им делать без нас, если мы этот мир спасем, а?!
— Да что на тебя нашло? Что за бес вселился?
— Людоед! Людоед вселился! Отвали! — Васнецов оттолкнул Яхонтова и направился обратно в комнату.
— Черта с два Людоед стал бы себя так вести, — проворчал Варяг, идя следом.
— А я веду себя именно так.
Он вернулся в комнату и завалился на кровать, зарывшись в звериную шкуру.
27
GREAT INQUISITOR
Топот армейских ботинок слышался повсюду. Они бежали, подгоняемые воем сирены. Из двери душевой выскочил раздетый и мокрый метис Сантана.
— Командир, что случилось?! — крикнул он, прыгая на одной ноге, натягивая на вторую тапку и придерживая промокшее полотенце, обмотанное вокруг бедер.
Бегущий, как и все, майор Джон Тиббетс бросил на него мимолетный взгляд и притормозил.
— Лейтенант! Ты почему в душе во время смены?! — рявкнул он.
— Так мы с четвертым звеном же играли! Я вспотел и провонял, как чертов скунс! Что случилось, командир?!
— Тревога, ты что, не слышишь?! Бегом в самолет!!!
Пронзительные повизгивания сирены вдруг сменились непрерывным нарастающим воем. Многие из бегущих стали останавливаться и смотреть на ревущие динамики, надеясь, что это какая-то ошибка.
— Красный код!!! — завопил кто-то.
Этот вопль вывел многих из ступора, и они бросились еще быстрее по своим штатным местам.
— Санта Мария, да что же это! — в ужасе закричал Сантана и бросился за своим комбинезоном.
На улице царила нездоровая суета. Сирена выла над аэродромом, усиливаемая эхом и большими громкоговорителями.
— Внимание! Это не учебная тревога! Повторяю! Это не учебная тревога! — кричал до хрипоты из громкоговорителя голос дежурного диспетчера.
Уже стемнело. Всюду горели огни. В стороне трещали лопасти взлетающих вертолетов. Со стоянки срывались электрокары, везущие экипажи самолетов к дальним стоянкам. Если звучит сигнал «Красный код», значит, в небо должно подняться все, что летает. Но такого на памяти Джона Тиббетса еще не было. Слева взревели форсажем двигатели очередной пары Ф-22, рвущихся в небо.