Ад в тихой обители
Шрифт:
Пауэрскорт подался вперед, напряженно глядя на тетрадь.
— Тут у меня отмечены смертные приговоры накануне и в период упразднения аббатства. Один монах был убит годом раньше окончательной ликвидации обители.
— Как его убили?
— Привязали к столбу и сожгли. Еще двоих распотрошили в начале погрома, еще одного чуть позднее. Голова последнего аббата красовалась на главных воротах монастырского двора. По-видимому, многие погибли как участники «Бунта ревнителей молитвы», но сохранившиеся документы не дают ясности относительно варианта их умерщвления.
После ланча Пауэрскорт отправился
Комнаты доктора богословия находились на верхнем этаже, в глубине столь типичного для Кембриджа квадратного дворика. Хаос в помещении напомнил редакцию «Графтон Меркюри».
— Не обессудьте, страшный беспорядок, — улыбчиво извинился богослов, — я только вчера сюда перебрался.
Кое-что, впрочем, уже было тщательно разобрано. Стеллаж заполнился рядами книг, прислоненные на полу к стенам картины стояли там, где их предполагалось развесить, на столе возвышалась большая стопка то ли проповедей, то ли ждавших проверки студенческих работ.
Сам богослов был высок и худощав, лет сорока пяти, с черными как смоль волосами под цвет сутаны. На шее блестел серебряный крестик.
— Спасибо, что согласились принять меня в разгар переезда, — сказал Пауэрскорт. — Только боюсь, мои расспросы покажутся вам несколько неортодоксальными.
— Валяйте! — весело предложил богослов.
Увидев, что нет необходимости в долгих подходах и пояснениях, Пауэрскорт напрямик спросил:
— Может ли англиканский священник одновременно быть католическим патером?
Богослов воззрился на сыщика. Сыщик молчал.
— Господи помилуй! — промолвил специалист по религиозной догматике. — Растерянные студенты, а большинство из них сегодня изучают теологию с довольно явственным недоумением, порой задают странные вопросы, но подобных я еще никогда не слышал. Дайте-ка мне обмозговать задачку. — Богослов сосредоточенно прищурился.
Пауэрскорт скользил глазами по акварельным пейзажам заброшенных и обветшавших аббатств на севере Англии. Под одним удалось разобрать название обители «Фонтен», по другим, кажется, «Риволкс». Чертовы упраздненные монастыри! Оставят ли они его когда-нибудь в покое?
— Ответить, пожалуй, можно так, — начал богослов, теребя нашейный крестик для вдохновения или утешения. — По идее, категорическое «нет». Ибо, приняв определенное вероисповедание, человек присягает ему в вечной верности. Однако если верующий, признающий некий верховный духовный абсолют, склонен полагать, что греховность,
Пауэрскорт подозревал, что прозвучит что-то в этом роде. Сплошной туман.
— И, на ваш взгляд, профессор, можно жить такой двойной жизнью из года в год?
Пальцы богослова снова затеребили крестик. Интересно, как долго выдерживают его шейные цепочки?
— В общем, я вынужден повторить прежний ответ. Теоретически «нет», но, если для человека это очень важно и он проявляет должную осмотрительность, вполне возможно допустить существование подобной ситуации на протяжении достаточно длительного периода.
— Теперь совсем дикий вопрос, профессор. При таком, прошу прощения, вечном маскараде, выступая одновременно и католическим и англиканским священником, какая позиция этого лица кажется вам более искренней?
— То есть кем же он сам себя считает, католиком или протестантом?
— Именно.
Богослов опять сосредоточенно прищурился. Из соседней церкви долетали тихие органные аккорды чьих-то музыкальных упражнений. Пауэрскорту показалось, что звучит Бах.
— Вопросы такого рода, — заговорил богослов, — видимо, изначально не предполагают четкого, абсолютно ясного ответа.
Пауэрскорт понимающе вздохнул. О, разумеется, теология отнюдь не предназначена для ясных и четких ответов.
— Позвольте мне, — продолжал богослов, — воспользоваться аналогией с республиканцами и монархистами. Страна становится республикой не из любви народа к демократии, а, так сказать, из-за его отвращения к монархии. Республика, по определению, антимонархична. Подобным же образом население Британии приняло англиканство — по причине личного (или продиктованного сверху) нежелания оставаться католиками. Все протестантство, в том числе англиканское, это протест против католицизма. Приверженность англиканской церкви веками держится антикатолическими страстями; недаром «Гая Фокса» [44] ежегодно празднуют с бурным весельем и фейерверками, тогда как официально учрежденный День христианского единения проходит тихо, совершенно без энтузиазма. Заметьте, однако, что католики не определяют свою веру как борьбу против англиканского догмата. Это исповедание формировалось долго, постепенно и органично. Так что, я полагаю, трудновато, являясь истовым англиканцем, выдавать себя за католика. Более вероятно, что ваш условный пастырь-двойник — правоверный католик, изображающий англиканца.
44
Праздник в годовщину ареста поджигателя Гая Фокса отмечает провал Порохового заговора в ноябре 1605 года, когда группа католиков, возмущенных репрессиями против своих единоверцев, готовилась взорвать короля и парламент.
— Или, быть может, англиканец, перешедший в католичество, но позабывший сбросить старую шкурку, — предположил Пауэрскорт.
— Весьма сомнительно, что он забыл бы сменить меховой окрас в новый сезон, — возразил богослов. — Это было бы умышленным нарушением гражданских норм. Хотя, собственно, почему нет?
— Последний вопрос, профессор. — Пауэрскорт уже торопился в Лондон. — Много ли случаев перехода из англиканской конфессии в католическую и наоборот?