Адамант Хенны
Шрифт:
Король вновь обвёл всех собравшихся взглядом:
– Да, я знаю, о чём вы все сейчас думаете – как же так, правитель Рохана дал слово, а теперь собирается вероломно нарушить его! Признайтесь, каждому ведь пришла в голову эта мысль, не так ли? Мне она пришла первому, уж поверьте. Но иного выхода у нас нет. Олмер был великим завоевателем, что бы о нём ни говорили. И он знал, как нужно нападать – внезапно, стремительно, не давая врагу опомниться, на его плечах врываясь в города! Вспомните повесть Теофраста Письменника… Если мы не переймём уроков Короля-без-Королевства – Исена может повториться. Только на сей раз уходить будет уже некому и возрождать Рохан тоже. На Дуге у нас было шестьсот
Фолко сидел ни жив ни мёртв от изумления. Эодрейд, благородный король Рохана, чьё слово считалось крепче камня, готов первым втоптать своё имя в грязь, покрыв себя вечным позором. Слова рвались у Фолко с языка – он неложно уважал правителя Рохана, они не раз сражались бок о бок, и покорно склонить голову после ТАКОГО – нет, это не для него!
– Немного внимания, друзья. – Король поднял руку. – Послушайте меня ещё немного. Суть того, что я хочу сказать вам, весьма проста. Дело в том, что заключённый нами мир – не обычный мир. Все понимают, что ни мы с хазгами, ховрарами и прочими находниками ужиться не сможем, ни они с нами. Поэтому одно из двух – либо они уничтожат нас, либо мы уничтожим их. Вспомните, как сражались дунландцы в этой войне!
Фолко помнил. Однако он помнил и роковой удар дунландской пехоты в тыл уже окружившим воинство Олмера роханцам во время Исенской битвы, помнил и страшную месть уцелевших степных всадников… Под кровавыми счетами черту не подведёшь. Да и теперь чудом уцелевшие остатки дунландского племени вновь дали бойцов в армию ховраров. И дрались дунландцы отчаянно…
– Долго так продолжаться не может, – говорил король, лицо его мало-помалу темнело от сдерживаемого гнева. – Настанет день, и нас сотрут с лица земли, если мы до этого не внушим всем врагам такой ужас, что они начнут пугать детей в колыбелях нашим именем!
Фолко опустил глаза. Что-то ворохнулось около сердца тупой, ноющей болью. Знакомые слова… Месть, месть и ещё раз месть! – разве он сам не жил по этому волчьему закону последние десять лет?
Король отпил из чаши – небывалое дело, верный признак того, что Эодрейд сильно взволнован.
– Сейчас никто не ждёт нашего удара. Вражьи прознатчики доложат, что войско ушло в Хорнбург и его вот-вот распустят по домам. А мы в это время пройдём тайными тропами через Белые горы, обогнём их с запада, отрежем ховраров и хазгов от помощи Отона и Терлинга, а потом начнём большую охоту! Живым уйти не должен никто.
– Мы воины, а не палачи! – прохрипел Эркенбранд. Глаза старого солдата горели от гнева.
– Знаю. – Голос Эодрейда зазвенел. Король тоже с трудом сдерживал ярость. – Выбирай, Храбрейший: или мы станем палачами сами, или другие станут палачами для нас! А я хочу, чтобы Рохан жил. Любой ценой, и моя собственная жизнь, да что там жизнь – честь! – ничто в сравнении с этим. А уничтожив всех врагов в междуречье Гватхло и Исены – и тем более взяв Тарбад! – мы сможем по-другому говорить с Аннуминасом… Мы заставим их признать нашу неприкосновенность!.. А теперь я хочу услышать вас. И первым прошу встать тебя, мастер Фолко!
Хоббит удивлённо поднял брови – он никак не ожидал подобного. Бросил быстрый взгляд на друзей гномов: лица их были непроницаемы, словно каменные маски. А это, в свою очередь, значило, что услышанное им не нравится, и притом очень сильно.
Фолко поднялся. Уловив на себе неприязненный взгляд Эркенбранда, он повернулся к старому воину и почтительно поклонился ему.
– Мой повелитель, быть может, начать лучше было бы Храбрейшему?..
– Предоставь решать это мне! – непривычно жёстко
Фолко поднял брови – так, чтобы это видел засопевший от обиды Эркенбранд: мол, всё понимаю, но выполняю приказ, не обижайся на меня, Храбрейший, и начал:
– Мой повелитель, по-моему, это безумие. Войско утомлено и ослаблено потерями. В поход можно вывести не более шести полных тысяч – остальных нужно оставить в Хорнбурге и на Исене. А кроме этого, нельзя забывать и о восточной границе. За Андуином неспокойно… Но главное даже не это. О мой король, я немало времени провёл в одном отряде с теми же хазгами и знаю: раз изменивший слову перестаёт быть для них человеком. Если своему слову изменит правитель большой страны – в глазах хазгов весь его народ превращается из людей, пусть даже и врагов, в хищных зверей, которых нужно уничтожать безжалостно и беспощадно, и чем скорее, тем лучше. Сейчас слово короля Рохана, – с нажимом произнёс последние три слова Фолко, – ценится куда выше золота. Потому что он ни разу не отступал от него. И, быть может, своим словом ты вернее защитишь королевство, чем мечами и копьями? Это первое и главное. Я мог бы ещё много чего сказать о том, что план похода хоть и хорош – действительно, никто из врагов не будет ждать нас со стороны моря, а если возобновить договор с Морским народом, то шансов на успех прибавится, – но намеренно оставлю все эти рассуждения в стороне. Ибо, по мысли моей, королевское слово не может быть нарушено ни при каких обстоятельствах. Я сказал.
– Молодец! – опускаясь на место, услышал хоббит горячий шепот Торина. Сидевший ближе Малыш просто пожал Фолко руку – и так, чтобы все видели.
Эодрейд выслушал хоббита молча, лишь на скулах его играли желваки.
– Мысли мастера Холбутлы мне понятны, – ледяным тоном проронил властитель Рохана. – Что скажут остальные? Что скажешь ты, Храбрейший?
Грузный Эркенбранд с трудом выбрался из кресла.
– Что могу сказать я, старый и немощный? – Голос его всё ещё дрожал от обиды. – Мой король давно уже живёт плодами собственных мыслей, да ещё и даёт в Коронном Совете первое слово чужакам и наёмникам, пусть даже весьма искусным!
Внешне Фолко остался невозмутим, хотя внутри у него всё тоже сжалось от обиды. «Ах ты, старый, выживший из ума пень! И это после всех битв, в которых я сражался под роханскими стягами!»
Рядом с хоббитом яростно засопел Малыш, уже готовый броситься на обидчика.
– Храбрейший, обида помутила твой разум, – холодно бросил король. – Мастер Холбутла и впрямь получает содержание из моей казны, поелику не имеет никаких ленных владений в пределах Рохана, что, я вижу, было моим немалым упущением! Но ты запамятовал, Храбрейший, благодаря кому мы взяли Эдорас столь малой кровью!.. Впрочем, мы сейчас говорим совсем о другом. Что скажешь ты о моём плане?
– Что я могу сказать… – Эркенбранд побагровел так, что Фолко испугался, как бы гордого старика не хватил удар прямо здесь, за пиршественным столом. – Наверное, план хорош… Но хотелось бы услышать: что, кроме собственного убеждения, положил король в основу своего решения? Разорвать договор с соседями, сколь бы худы они ни были, – такого у нас ещё не случалось!
– Верно. Не случалось. – Эодрейд отрывисто кивнул. – У меня и впрямь нету никаких твёрдых доказательств, что враг тогда-то и тогда-то начнёт вторжение. Напротив, ховрары и хазги ослабли, их рати изрядно потрёпаны… Разумеется, им нужно будет время, чтобы оправиться. Но что они станут делать несколько лет спустя, когда подрастут молодые воины? На кого обратится остриё их удара?.. Не на нас ли?..