Адамант
Шрифт:
Когда идёшь по равнинам за окраинами Рима, то невозможно себе представить, что именно по этим пустым местам тянулась необъятная, десятимиллионная столица цезарей. Нам почти невозможно представить себе великолепие Киева, где достойно принимал Ярослав всех чужестранцев. Обрывки стенописи в киевских соборах, все эти огромные большеокие фигуры мудрецов, очерченные кистью настоящих мастеров, дают представление о том, что значило в те времена искусство (X–XII вв.).
Несколько лет назад в Киеве при раскопках найдены остатки каких-то стен, фресок, изразцов и орнаментов. Думают, что это остатки княжеских дворцов. Я видел несколько изысканных фресок и обнаружил в них черты малоазийской культуры. Техника кладки говорит о технически необычном
Это было настоящим слиянием Севера и Юга: скандинавская стальная культура, унизанная сокровищами Византии, дала древний город, тот город красоты, из-за которого потом восставал брат на брата. Поразительные тона эмалей, тонкость и изящество миниатюр, простор и спокойствие храмов, чудеса металлических изделий, обилие тканей, лучшие заветы великого романского стиля дали благородство Киеву. Мужи Ярослава и Владимира тонко чувствовали красоту, иначе всё оставленное ими не было бы так прекрасно.
Вспомним те былины, где народ занимается бытом, где фантазия не расходуется только на блеск подвигов.
Вот терем:
Около терема булатный тын, Верхи на тычинках точёные, Каждая с маковкой-жемчужинкой; Подворотня — дорог рыбий зуб, Над воротами икон до семидесяти; Серед двора терема стоят, Терема все златоверховатые; Первые ворота — вальящатые, Средние ворота — стекольчатые, Третьи ворота — решетчатые.В описании прослеживается сходство с эгейскими постройками и Траяновыми колоннами. Вот всадники:
Платье-то на всех скурлат-сукна, Все подпоясаны источенками, Шапки на всех черны мурманки, Черны мурманки — золоты вершки; А на ножках сапожки — зелен сафьян, Носы-то шилом, пяты востры, Круг носов-носов хоть яйцом прокати, Под пяту-пяту воробей пролети. Точное поэтичное описание византийской стенописи.Вот сам богатырь:
Шелом на шапочке как жар горит; Ноженки в лапотках семи шелков. В пяты вставлено по золотому гвоздику, В носы вплетено по дорогому яхонту. На плечах шуба чёрных соболей, Чёрных соболей заморских, Под зеленым рытым бархатом, А во петельках шелковых вплетены Всё-то божьи птичушки певучие, А во пуговках злачёных вливаны Все-то люты змеи, зверюшки рыкучие…Предлагаю на подобное описание посмотреть не со стороны курьёза былинного языка, а по существу. Перед нами детали, верные археологически. Перед нами в своеобразном изложении отрывок великой культуры, и народ не дичится ею. Он без злобы "низших" классов к "высшим" свободно и горделиво высказывается о том, что кажется ему красивым и изящным. Заповедные ловы княжеские, весёлые забавы, мудрые опросы гостей во время пиров, достоинство постройки новых городов сплетаются в стройную жизнь. Этой жизни прилична оправа былин и сказок. Верится, что в Киеве жили мудрые богатыри, знавшие искусство.
Привожу цитату из первых исторических
"Заложи Ярослав город великий Киев, у него же града суть Златая Врата. Заложи же и церковь святыя Софьи, митрополью и посём церковь на Золотых Воротах святое Богородице Благовещенье, посём святаго Георгия монастырь и святыя Ирины. И бе Ярослав любя церковныя уставы и книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне и списаша книгы многы: с же насея книжными словесы сердца верных людей, а мы пожинаем, ученье приемлюще книжное. Книги бо суть реки, напояющи вселенную, се суть исходища мудрости, книгам бо есть неисчетная глубина. Ярослав же се, любим бе книгам, многы наложи в церкви святой Софьи, юже созда сам, украси ю златом и сребром и сосуды церковными. Радовашеся Ярослав видя множъство церквей".
Восторг Ярослава при виде блистательной Софии безмерно далёк от воплей современного дикаря при виде яркости краски. Это было восхищение культурного человека, почуявшего памятник, ценный на многие века. Можно завидовать, можно удивляться той культурной жизни, где подобное искусство было нужно.
Может возникнуть вопрос: каким образом Киев в самом начале истории уже оказывается центром культуры и искусства?
Но знаем ли мы хоть что-нибудь о создании Киева?
Киев уже прельщал варяжского князя Олега — мужа бывалого и много знавшего. Киев ещё раньше облюбовали князья Аскольд и Дир. И тогда уже Киев привлекал много скандинавов: "И многи варяги скулиста и начаста владети славянскою землею".
При этом все данные не против культурности Аскольда и Дира. Сведения о создании Киева уходят корнями в глубь легендарного прошлого. Не будем презирать и предания. В Киеве был и апостол Андрей. Зачем прибыл в девственные леса проповедник? Но появление его становится вполне понятным, если вспомним таинственные культы Астарты, открытые недавно в киевском крае. Эти культы уже могут перенести нас в XVI–XVII века до нашей эры. И тогда уже для средоточия культа должен был существовать большой центр.
Можно с радостью сознавать, что весь великий Киев ещё покоится в земле, в нетронутых развалинах. Великолепные открытия искусства готовы. Эти вехи освещают и скандинавский век и дают направление суждениям о времени бронзы.
Несомненно, радость Киевского искусства создалась при счастливом соседстве скандинавской культуры. Почему мы приурочиваем начало русской Скандинавии к легендарному Рюрику? В древних летописях упоминается очень важное событие, которое до сих пор не принимали во внимание: "Русские изгнаша варяги за море и не даша им дани". Если изгнание варягов произошло до прихода Рюрика, когда же было первое прибытие варягов? Вероятно, что скандинавский век может быть продолжен вглубь на неопределимое время.
В учебниках имеем поразительный пример неопределённости суждений об этих временах. Так звучит в них знаменитое приглашение древних русичей заморским варягам: "Земля наша велика, но нет порядка в ней. Придите и правьте нами". И как следствие приглашения приводятся следующие строчки: "Прибыл Рюрик с братьями Синеум и Трувором" (862).
В скандинавских летописях слова "син хуус" и "трувер" означают "со своим домом" и "со своей верною стражею". Поэтому я предлагаю другое толкование известной фразы: вполне вероятно, что она была сказана не древними русичами, а скандинавскими колонистами, обитавшими по берегам северной реки Волхов. Должно быть, это они пригласили Рюрика из-за озера Ладоги (очень похожего на море, где он, очевидно, имел привычку охотиться) — приехать и защитить их. И тогда Рюрик со своим домом и стражею и с любовью к приключениям прибыл по просьбе соотечественников. Все сильнее "князей" его рода и воинов из северной Руси привлекал киевский стол, где звание "князь" значило больше чем "воин" и позволяло заниматься государственной деятельностью.