– Да, хотя бы ради этого действительно стоит остаться, – засмеялся Рорис. – Возможно, ты прав. Во всяком случае, спешить действительно пока нет нужды.
Я удовлетворенно засунул руки в карманы. Я дождался своего часа. Мистер Эллис наконец-то ошибся. Но его ошибка не нанесла никакого вреда, скорее, наоборот. Мне такому еще учиться и учиться. Вот завтра и начну. Или лучше послезавтра. После такой выматывающей работенки нужен продолжительный
отдых! И что бы там ни говорил мудрый шеф, не знающий слова "ошибка". ЭпилогСолнце уже село, и посеревшее небо незаметно глазу темнело с каждой минутой. Обрывки туч вяло рассеялись сразу, как только кончился ливень, но серые клочки все еще пятнали небосвод. На Лесной площади было еще порядочно народу, но он медленно расходился во все стороны, поняв, что ничего интересного уже не произойдет, равнодушно перешагивая через глубокую трещину, змеящуюся поперек всей площади. Высокое начальство – и из стражи, и из городского магистрата – давно уже укатило. Из официальных лиц осталось лишь несколько стражников, связывающих руки за спиной у последних возмутителей спокойствия, да пара-тройка мелких чиновников из комитета по строительству, препирающихся с местными жителями – теми из них, кто сегодня, по воле злого случая, лишился крыши над головой. Закопченные груды булыжников на месте двух домов слабо чадили, черный дымок продолжал напоминать о недавних событиях. Но он скоро исчезнет, и людская память потускнеет, переключившись на каждодневные житейские неурядицы. Вон, толпа зевак, ставших свидетелями небывалого явления, уже разговаривают друг с другом о насущных и личных проблемах, каждый о своих. Своя рубаха ближе к телу. А память… Память не может хранить многого. День прожит, и ладно, завтра будет новый, и из сознания сотрется все былое. Видать, и будущее, и прошлое волнует людей гораздо меньше настоящего, а задумываться о том, что было и что будет, принято лишь на словах. День сегодняшний властвует над умами, а события на Лесной площади – уже прошлое. И лишь когда-нибудь, в битком набитой таверне, когда наперебой начинают травить байки, очередная кружка пива нечаянно вызовет из памяти кусочек этого прошлого – с тем, чтобы потешить собравшихся занимательным рассказом. И одни лишь пострадавшие будут долго еще помнить, как лишились своего жилья и нехитрого скарба, – пока не обзаведутся новым имуществом и новым
домом; тогда и их память уснет.Там, где заканчивалась Лесная площадь и начиналась улица Молнии, улицу перекрывал изящный кадар коричневого цвета; чуть поодаль стояли два человека. Один, слегка сутулый, с волевым подбородком и пронзительным взглядом, и другой – высокий, с холеным лицом, безукоризненно правильные черты которого выдавали в нем потомственного аристократа из семьи с многовековой историей. Он меланхолично смотрел, как разбредаются люди и стражники уводят связанных людей.
– Жалкое зрелище, – презрительно сказал он. – Ничтожества, годные лишь на то, чтобы не дать облениться страже.
– Какой бесславный конец, – согласился его спутник, – впрочем, свое дело они сделали, и дальнейшая их судьба не должна нас интересовать.
– Ты говоришь верно. Здесь все дела у нас закончены, пора двигаться дальше. Рогмун!
Подтянутый кучер приблизился к аристократу и почтительно поклонился.
– Что изволите, господин?
– Все ли готово к поездке?
– Да. Прикажете отправляться?
– Да, и немедленно.
– Слушаюсь! – Кучер вновь поклонился и вернулся к кадару.
– Ну что же, Эйвериал, думаю, оправдает ожидания, и там будет хоть немного интереснее, чем здесь, – мечтательно улыбнулся аристократ.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответил его спутник без улыбки.
Они исчезли, а скоро пропал из виду и их кадар, и улица опустела. Но очень скоро появились фонарщики с лестницами. Они вытаскивали из объемных сумок эпилы и лезли к вершинам фонарных столбов. Эпилы погружались в воду, и стеклянные цилиндры закрывались до утра. Мягкий голубоватый свет становился все ярче и ярче. Ночь безоговорочно затапливала город, и лишь фонари продолжали гореть с неугасимой надеждой, с надеждой на новый день.